Рассказы - [8]

— Да чего тебе так хочется? — спросил удивленный исправник.

— Брат, ваше благородие, ведь брат должен идти… — с рыданиями заявил Петр.

— А может, и он окажется негоден, — успокоил его один из членов присутствия.

— Нет, он плотнее меня, — сквозь слезы пробормотал освобожденный от службы Петр.

Иван, в самом деле, был плотнее его… Ему в то время шел семнадцатый год, но это был почти вполне сформировавшийся парень: в плечах, как говорится, косая сажень, из лица кровь с молоком… Даже ростом был уже немного выше Петра… Сорвиголова он был отчаянный… Так прошло года с три… Наступил и для Ивана «призывной» год; но недели за две до дня призыва он вдруг бесследно исчез… Несмотря на принятые со стороны начальства меры, стоявший на очереди парень разыскан не был, и в очередных списках присутствия по воинской повинности против имени Ивана Кузьмича Орлова появилась лаконическая отметка: «в безвестной отлучке». Петр все время ходил, как потерянный. Отец, давно собиравшийся женить его, приглядел ему и невесту — красивейшую и богатейшую девушку из всего села, но Петр, сам неравнодушный к избранной для него отцом будущей подруге жизни, решительно отказался вступить в брак, видимо, занятый и озабоченный чем-то другим… Почти через день ездил он на заимку, где и ночевал.

— Куда? — переспросил я.

— На заимку. Ах, да, я и забыл, что вы человек новый, — заметил Иннокентий Иванович. — Заимками в Сибири называются отдельные хутора, лежащие в семи, десяти верстах от деревни. Такие заимки существуют у большинства зажиточных крестьян. На них, обыкновенно, бывает пчельник, содержится скот… Да вы, чай, много их видали, ехав из России…

— Понял, понял! — нетерпеливо заметил я. — Пожалуйста, продолжайте!

— Такая-то заимка была и у Орловых. На нее-то и ездил Петр. «Какого ляда ты там делаешь?» — спросит его, бывало, отец. «Кой-какие поделки есть…» — неохотно ответит Петр.

Так прошло около полугода. Безвестная отлучка Ивана Орлова продолжалась, но вскоре и о нем стали доходить вести. Вести эти были не из хороших. Рассказывали, что встречали его в компании каких-то бродяг то на большой дороге, то в ближайшей тайге — так зовутся в Сибири лесистые места. Между тем в местности, где лежало родное село Орловых, считавшейся до сих пор спокойной и безопасной, стали производиться разбои и грабежи, частые нападения на проходящие обозы вооруженными злоумышленниками; разграблена была даже одна почта, совершено несколько зверских убийств в самом селе, но преступники успевали скрыться и ловко заметали свой след. Постоянные полицейские розыски, тасканья к допросу, чуть не ежедневные обыски, аресты — часто ни в чем не повинных людей, — и, наконец, чувство самосохранения от близости кучки неуловимых злодеев, привели все село в уныние. Народный голос, который метко зовется «гласом Божиим», указывал на Ивана Орлова, как на главного виновника во всех этих зверских преступлениях, и вскоре его имя стало пугалом населения. И народ не ошибся. Начальство добыло веские данные, из которых можно было заключить, что в ближайшей тайге образовалась шайка злоумышленников, коноводом которой был Иван Орлов, но последний оставался неуловим, а по показаниям нескольких оплошавших его сотоварищей, попавшихся в руки властей, живет отдельно от товарищей и является лишь для того, чтобы идти на «работу», но где имеет он пристанище — они отозвались незнанием. Дерзость Ивана Орлова дошла до того, что он стал среди бела дня появляться в родном селе, и встретившиеся с ним односельчане или, ошеломленные, пропускали его мимо себя, или с перепугу бежали от него без оглядки. Раз, встретившись с дочерью своей сестры, девочкой лет одиннадцати, он дал ей пять рублей. Девочка принесла подарок дяди домой, но старый дед молча взял из рук внучки деньги и бросил их в топившуюся печь. Девочка расплакалась.

— А с братом он не видался? — задал я вопрос.

— Нет! По крайней мере, Петр на допросе показал, что видел его перед днем убийства один раз за неделю, а не верить ему нельзя, — да и не было нужды ему, явившемуся с повинною, показывать ложь.

— Однако, я так увлекся сам рассказом, что и выпить не предложу, — заметил хозяин, наливая рюмки.

Мы выпили.

— Продолжайте, продолжайте! — поспешил попросить я.

— Похождения Ивана Орлова, — снова начал хозяин, — не остались без влияния на отношение односельцев ко всему, до сей поры уважаемому, семейству. Начались косые взгляды, укоры по адресу отца, не сумевшего обуздать сына, и избаловавшего его брата. Петр ходил, как приговоренный к смерти и избегал ходить на улицу. Кровь, пролитая одним из членов семьи, легла на эту семью несмываемым пятном. Дни, один тяжелее другого, проходили своей чередой. Однажды, в конце мая месяца, — я передаю это вам из показаний старика Орлова и Петра, — отец послал Петра на заимку осмотреть колоды для пчел. Петр поехал и, сделав, что было надо, уже вышел из двери избы, когда перед ним, как из земли, вырос Иван.

«Брат!» — воскликнул последний и бросился на шею Петру. Братья расцеловались. Петр ввел его в избу.

«Что ты делаешь! Чем ты стал!» — начал Петр. «Что?» — как бы не поняв, переспросил Иван. «Как что? Душегубствуешь, над неповинными надмываешься, как дикий зверь, в лесу хоронишься; разве это жизнь?..» — «Получше твоей, — развязно отвечал Иван, — ни горя, ни заботы, ни недоимок, ни солдатчины… День да ночь — и сутки прочь…» — «А грех? О смертном часе помышляешь ли? Что там-то будет?..» — «Не сули журавля в небе, давай синицу в руки». — «Опомнись!» — «С нашей дорожки назад не вертаются и вперед не видать, потому кривая… Да что лясы-то точить, я к тебе за делом. Уж с месяц, как все в эти места захожу, тебя поджидая». — «За каким делом? Какое может быть у меня дело с тобою? Ты не брат мой, уйди…» — «Не шабарши, брат, а выслушай. Знаю я, хоть и в лесу живу, что не сладка тебе жизнь в селе-то, а ты одинокий. Давай со мной заодно: таких дел натворим, что небу жарко будет. А то у меня и молодцов-то моих за это время поубавилось. Да и где же им до тебя: парень ты на всякое дело золотой… Оно и к отцовской кисе недурно подобраться — не два века старине жить… будет… Сестре же дом и хозяйство оставишь».