Рассказы - [18]

Президент рассмотрел, что они двуногие, пропорционально сложенные, в блестящих синих костюмах. У них били круглые задумчивые глаза и носы, напоминающие носы тапиров. Короткие уши были расположены не по бокам, а на затылке. Пышные длинные серебристые волосы сзади скрывал верх костюма. Руки были шестипалыми и красивыми. Когда они говорили, было видно, что рты у них широкие и безгубые.

У каждого нос был прикрыт тонкой маской, которую узкая трубка соединяла с баллоном у пояса. Видно, какой-то жизненно нужный им газ, которого недостает в земной атмосфере, подумал президент, вспомнив записку одного из советников по науке. А может быть, нечто вроде курения?

Пришельцы стояли, пока люди не начали беспокоиться. Наконец самый высокий из трех посланцев выступил вперед, причем передвигался он на своих длинных ногах очень ловко. Он обратился одновременно к президенту и к премьеру.

— Как вы знаете, — сказал он на сносном английском языке (это — в нашу пользу, подумал президент, с удовольствием глядя на хмурое лицо Бузукого), — мы хотим передать людям Земли приветствия от Центральной Федерации, пригласить вас вступить в сообщество цивилизованных миров и принять участие в Великом Разрешении.

— Мы приветствуем вас от имени Соединенных Штатов Америки, — сказал президент.

— И от имени народов Советского Союза, самой многонациональной и гостеприимной страны Земли, — добавил Бузукой на очень неплохом английском, не хуже, чем у президента.

— Мы благодарим вас обоих, — бесстрастно ответил пришелец. Он смотрел куда-то через головы обоих, словно ему чего-то не хватало. — Как мы объясняли в нашей передаче, мы надеемся встретиться здесь с лидерами ваших самых могущественных и опытных социальных групп, чтобы дальше в переговорах иметь дело с единственным представителем вашего вида.

Теперь улыбнулся Бузукой. Президент Эндресс был в середине второго срока, а Бузукой был премьером уже десять лет. Если они выбирают на основе опытности…

— Мы приняли это важное решение после анализа ваших многочисленных радио — и особенно телепередач, пытаясь установить необходимую персону.

Тут, может быть, моя возьмет, подумал президент. Бузукой у власти дольше, но Эндресс участвовал в значительно большем количестве телепередач в Америке. Так что неизвестно, кого пришельцы сочтут дольше бывшим у власти.

Ему не пришлось долго ждать.

— На основании этих передач мы установили, кто определяет у вас общение, чья длительная и очевидная популярность превосходит любую другую, — продолжал пришелец. Его нос начал поворачиваться из стороны в сторону, и президент задумался, что бы значил этот жест. — Однако мы не видим его среди вас. Поэтому нам следует подождать его прибытия, так как именно с ним мы решили обсудить будущее взаимоотношений Центральной Федерации и народов Земли.

Эндресс оглядывался в замешательстве, пытаясь понять, какой такой старейшина среди властителей еще не прибыл. Бузукой воспользовался паузой и вышел вперед.

— Я был участником телепередач гораздо дольше, чем любой из присутствующих здесь лидеров. — Он с удовольствием улыбнулся американцу.

— Ваши пропагандистские передачи нельзя расценивать как мерило истинной популярности, — твердо сказал президент, становясь рядом с премьером.

— Это справедливо, — рассеянно заметил пришелец, по-прежнему ища кого-то глазами. Американец широко улыбнулся конкуренту, надеясь, что множество операторов и фотографов запечатлеют его победу.

— Но все же человека, который нам нужен, здесь явно нет, — повторил пришелец. Эндресс, перестав улыбаться, уставился на пришельца, как и Бузукой.

Не обращая на них внимания, гость продолжал осматривать павильоны. Сквозь его отчужденность были заметны смущение и разочарование.

— Да где же ваш Джонни Карсон?..[3]

1981

Перевод: С. Луговской

Дар никчемного человека

Ни Пирсон, ни его корабль не стоили доброго слова. Пирсон еще не знал этого о корабле, когда брал его напрокат, но времени, чтобы проверять, не было: он пользовался фальшивыми документами и поддельной карточкой. Впрочем, никаких угрызений совести по этому поводу Пирсон не испытывал — возвращать корабль владельцам он тоже не собирался.

Двигатель выдержал подпространственный скачок, и корпус не развалился, однако, вынырнув в обычном пространстве, Пирсон обнаружил, что несколько мелких, но очень важных элементов управления превратились в труху.

Теперь в бледно-голубом небе все выше и выше поднимался столб дыма и испарившегося металла — больше от корабля ничего не осталось. У Пирсона даже не возникло желания выругаться. Что ж, знакомое чувство… Кроме того, корабль все же катапультировал его, только это не радовало. Пирсон не чувствовал ничего, кроме бесконечной усталости. Душа его словно окаменела.

Странно, что он совсем не ощущает боли. Внутри все, похоже, работало, как положено. Однако снаружи… Пирсон мог переводить взгляд, пошевелить губами, морщить нос и — с огромным усилием — поднимать правую руку над плоским песчаным грунтом. Лицо — некогда лишь часть богатого набора способов самовыражения — стало теперь его единственным каналом общения с миром. О том, как выглядело тело в остатках гермокостюма, оставалось только догадываться, да и этого делать не хотелось. Пирсон твердо знал, что правая рука у него в порядке: ею он, по крайней мере, мог двигать. По поводу же всего остального у него были только мрачные предположения.