Рассказы, этюды и очерки В. Г. Короленко - [8]

Та же тема и в небольшом очерке Короленко «Мгновение», работу над которым он начал, как и над повестью «Слепой музыкант», в 1886 году. Но в очерке «Мгновение» мы не найдем ни биологических терминов, ни анализа «наследственных представлений», ни попытки с помощью логических категорий сформулировать «общий закон» жизни. Все то, что пытался доказать и объяснить Короленко в «Слепом музыканте», сконцентрировалось в «Мгновении» в конкретном, зримом образе-метафоре — образе морских камней, символизирующих подспудные, инстинктивные, бессознательные, данные человеку от природы качества, порывы, стремления, скрытые в его душе, как камни на дне моря, но проявляющиеся в минуты крайнего напряжения.

В первой главке очерка «Мгновение» появление этого образа как бы подготовляется описанием начала шторма на море: «Кое-где темную поверхность его (моря. — Б. А.) уже прорезали белые гребни валов, и тогда казалось, что это таинственная глубь океана пытается выглянуть наружу, зловещая и бледная от долго сдержанного гнева». Атмосфера, насыщенная грозой, возбуждает узника, вызывая в его душе давно забытые порывы, «темное волнение» и «неясную тоску». Тогда и появляется в третьей главе очерка образ морских камней, ранее неподвижно лежащих на дне моря, но теперь пришедших в движение: «Только когда поднимался восточный ветер, особенно сильный в этих местах, и волны начинали шевелить камнями на откосе маленького острова, — в глубине его души, как эти камни на дне моря, начинала глухо шевелиться тоска, неясная и тупая». Шторм надвигался, и уже стало слышно, «как камни лезут со дна на откосы берега». Испанский инсургент, сознание которого едва брезжит, а душа «уснула», сопротивляется воздействию природных сил: «Диац только повел плечами и решил лечь пораньше. Пусть море говорит, что хочет… Ему нет дела… до голосов моря». Но он не в силах противостоять воздействию стихии: «…по временам брови его сжимались и по лицу проходило выражение тупого страданья, как будто в глубине усыпленного сознания шевелилось что-то глухо и тяжко, как эти прибрежные камни в морской глубине…» Душа героя очерка «Мгновение» просыпается от долгого сна, его сознание «проясняется», и «оживают давно угасшие желания», и он взламывает решетку камеры как раз в тот момент, когда «со дна, как бледные призраки, лезли на откосы огромные камни, целыми годами, лежавшие в глубине». Как мы видим, Короленко очень важно подчеркнуть связь духовных и естественных, природных процессов (для чего он и пользуется аллегорией — «подспудные», «инстинктивные», «природные» свойства души — «камни на дне моря»), ибо, как писал он в «Слепом музыканте», человек есть частица бесконечной природы, а значит, включен в «неразрывную связь жизненных явлений, которая проходит, дробясь, в тысяче процессов…» Само же море в очерке «Мгновение» символизирует силу и мощь природных стихий, и именно на его «дико сознательный» шум отвечает Диац криком «неудержимой радости, безграничного восторга, пробудившейся и сознавшей себя жизни».

Но само стремление познать «неразрывную связь жизненных явлений» или «взаимную связь существ» не позволяло писателю ограничиться только анализом инстинктивных, стихийных, подсознательных порывов, роднящих человека с природой, а вело его к открытию того, что непосредственные, стихийные движения человеческой души связаны также с воздействием общества на человека.

«Прозрение» Петра Попельского заключается в том, что он сумел преодолеть эгоистическую сосредоточенность на собственном страдании и, окунувшись в ранее неведомый ему мир нищеты, горя и слез, сумел почувствовать страдание обездоленных, как свое собственное. Тогда он научился отдавать людям накопленные им богатства души и сердца. И он стал делать это не только по велению разума или долга, а повинуясь искреннему, непосредственному порыву.

И «пробуждение» Диаца, вероятно, не состоялось бы, если бы в призывный рев моря не вторгся бы звук повстанческих, выстрелов на берегу.

Точно так же редкая доброта, мягкость, умение увидеть мир глазами другого человека, понять и простить его, сочетались у Короленко с решительностью и неколебимостью борца и гражданина. Ибо он твердо знал, что в обществе должна быть такая «температура», которая способствовала бы «затвердеванию» добродетели и возможности для человека проявить все свои природные способности. И когда Короленко видел, что атмосфера в обществе сгущалась от несправедливости, злобы, беззакония или равнодушия, он не колебался, а, повинуясь непосредственному душевному порыву, шел к голодающим крестьянам и писал потрясавшие Россию очерки «В голодный год», отправлялся на улицы и площади во время еврейских погромов и, рискуя жизнью, требовал прекратить братоубийственную рознь, разоблачал тайны министерства внутренних дел и клеймил позором «героя» русско-японской войны генерала Куропаткина или просто хватал за руку зарвавшегося грабителя.