Рассказы - [12]

Горькая дыня

Тринадцатый Император из династии Джао, в бытность свою еще только наследником Нефритового престола, прославился как склочный, наглый и жестокий мужчина. Будучи от природы наделенным физическим совершенством, юный Джао не стеснялся пускать в ход кулаки по поводу и без. Путешествуя в одеждах купеческого приказчика по провинциям вокруг Хэйан–кё, будущий Император часто набивался в большие компании в злачных игорных домах и спускал там все свои деньги. Однако он никогда не платил, а если кто–то пытался принудить его, то избивал «наглецов», сколько бы их не было. Так же наследник Единого Правителя поступал с торговцами, у которых что–либо брал, а порой и со случайными встречными, чем–либо оскорбившими Джао.

Как–то раз будущий Избранник Неба шел по сельской дороге мимо большой крестьянской бахчи, где росли вытянутые желтые дыни и огромные полосатые арбузы. Хозяин бахчи, седовласый старик, сидел у околицы и грелся на солнце, набираясь живительных сил, точно так же, как и ягоды из его сада.

Юному Джао очень хотелось пить, но в кармане у него не было и одной медной монеты.

«Возьму у старика одну дыню, а потом спрошу, сколько она будет мне стоить. Когда он ответит, скажу, что просит непомерно много и откажусь платить, а будет сильно возмущаться — побью».

С такими мыслями наследник Императора и подошел к старику.

— Эй, отец, — грубо обратился Джао к крестьянину. — А сладкие ли у тебя дыни?

— Слаще, чем мед, — спокойно улыбнулся старик. — Бери любую и сам попробуй.

Благородный отпрыск великого родителя взял приглянувшуюся ему ягоду и разрезал ее при помощи походного ножа. Дыня и вправду оказалось сказочно хороша — вкусная, сочная и сладкая как нектар персикового дерева.

— Хорошие дыни, отец, а сколько просишь за них?

— Да бери так, — отмахнулся крестьянин.

— Ну, нет, — упертый характер Джао не позволил ему так просто принять подарка. — Любая вещь и любой труд должны быть оплачены, так учил первый Цы.

— Верно, — кивнул хозяин бахчи. — Тогда заплати, сколько не жалко.

— Нет, назови цену, — заупрямился сын Императора.

— Хорошо, дай мне четверть медной монеты, и будет довольно.

Смешался тут будущий Император. Денег–то у него не было, а назвать непомерной ценой четвертинку за большую дыню было уж слишком глупо. Набычился Джао еще больше чем прежде, ибо не привык попадать в такие сложные ситуации.

— Нет у меня денег, старик.

— Так зачем предлагал? — все также благостно ответил старик. — Я же сказал, бери за так, ну, так и бери и ступай себе дальше спокойно.

— Нет, раз я обещал заплатить, то должен. Чего хочешь?

«Попросит меня о чем–нибудь, дров наколоть или воды натаскать, а я ему отвечу, кто я да обвиню в непочтительности», — не сдавался Джао.

— Да мне ничего и не нужно, — пожал плечами дед.

— Ну, хоть что–то?! — вскричал сын Императора.

— Ладно, развлеки меня, — прищурился крестьянин. — Ты по виду парень крепкий и ловкий. Перекувыркнись передо мной через голову пару раз, и довольно.

Стыдно стало юному Джао впервые в жизни. Сущую малость просил старик, но какого оно сыну самого Императора вертеться перед простым батраком уличным акробатом? Но ведь и оскорбительного ничего в просьбе крестьянина тоже не было — не работы тот требовал, не услуг и не иных обязательств. А потому, переступив через гордость, Джао трижды перекувыркнулся в дорожной пыли перед стариком.

Говорят, тринадцатый Император Джао был самым почтительным, вежливым и обходительным из всех, кто властвовал над страной с Нефритового престола. А еще, что он до самой смерти ненавидел дыни и площадные балаганы.

Каменный вор

Любят в провинции Ляохэ вспоминать о том случае, когда императорский судья вызывал на допрос и взял под стражу осла. Но еще большим вниманием пользуется история о мостовой, битой плетьми за воровство.

Как–то в базарный день сын пекаря продавал с разносного лотка горячие масляные пирожки с разными начинками. Торговля шла бойко, и к полудню весь большой лоток был распродан, все вырученные монеты мальчик складывал в сам деревянный короб и уже хотел идти в пекарню отца, когда на ярмарочную площадь явились акробаты и жонглеры, чтобы устроить представление. Сын пекаря присоединился к толпе зрителей, а тяжелый лоток, чтобы лишний раз не давил на шею толстой тесемкой, поставил себе в ноги. Когда же выступление уличных актеров закончилось, мальчик вдруг обнаружил, что деньги из лотка пропали. Не в силах сдержать обиды и от страха за наказание, что ждало его дома, сын пекаря громко расплакался, и от того не заметил человека в синих одеждах, стоявшего поблизости.

Императорский судья подошел к ребенку и спросил того, от чего он плачет в такой погожий день после веселого представления. Маленький торговец рассказал чиновнику, как все было, и тот мудрено и важно изрек, что дело тут нечисто и следует провести расследование.

Многие люди на площади, привлеченные басовитым голосом судьи, пошли следом за ним и мальчиком на судебный двор управы. Там, быстро собрав слушание, чиновник взгромоздился на помост и повелел потерпевшему еще раз изложить суть дела. Внимательно выслушав его, судья сказал: