Рассказы - [21]

Шрифт
Интервал

Я подмел вольер, налил собаке свежей воды. Через крышу конуры набросал нарезанного камыша — ночи становятся прохладнее. Затем взял Фулу за поводок и направился на учебное поле. Оно было свободно. Я был рад этому, так как если б кто-нибудь наблюдал за мной, это мешало бы работе. Перед барьером отстегнул крючок от ошейника. Поводок сложил втрое на ладони. Фула легко преодолела препятствие, как полагается, сделала круг и села у моей ноги. Она знала, что я сейчас надену на нее намордник, и минутку поломалась, затем позволила натянуть его.

— Умница! — похвалил я.

Полосу препятствий она прошла четко — перепрыгнула заборчики, яму с водой и тем же путем возвратилась обратно. И так несколько раз.

— Умница, Фула, умница. — Я похлопал ее по спине и поощрил карамелькой.

Полакомившись, она пошла на лестницу. Лезла по ступенькам, как акробат, затем пробежала по бревну и… спрыгнула!

— Фула! — пригрозил я ей поводком, который был у меня в руке.

Она должна была спуститься по ступенькам, а не спрыгивать.

— Повторить!

Овчарка послушалась. На всякий случай мы повторили этот элемент еще раз. Потом она ходила у ноги, делала повороты в движении и на месте. Больше всего меня беспокоило взятие собакой следа и задержание. Это самое важное упражнение. Каждому проводнику знакома ситуация, когда собака не может взять след с наветренной стороны. Чувствуешь себя беспомощным и начинаешь просить собаку, даже взывать к несуществующему господу богу. Экзаменаторы простят,_ если собака сядет лишь по повторному приказу, а каково, если она не возьмет след? Это позор! К действительности меня вернул рокот мотора, Цирил возвращался с вокзала и затормозил возле нас.

— Как дела, дружище? — крикнул он, высунувшись из машины.

— Скорее бы все кончилось…

— Завтра ты уже будешь посмеиваться над этим. — Он переживал за нас, как и все ребята нашей роты.

— Цирил! Заглуши-ка на минутку двигатель.

— В чем дело?

— Понимаешь, надо бы попробовать задержание… Учебный рукав здесь, со мной.

— Я по этому делу не мастер, — возразил водитель, — не сердись, Вилда, но я больше соображаю по части двигателей.

Он нагнулся над баранкой, словно Фула собиралась наброситься на него, включил скорость и поехал к казарме. Он испытывал перед собакой страх, как и большинство ребят, хотя и старался скрыть это. Я тоже поначалу боялся собаки. Совершенно непроизвольно коснулся пальцами голени — даже через сукно можно было нащупать тянущиеся от щиколотки до колена шрамы. Я давно уже за это простил Фулу. Такие отметины она оставила мне, когда я ее только принял.

Со стороны казармы доносятся шум и крики.

— Фула, к ноге! — скомандовал я.

На сегодня мы все равно тренировку закончили. Я пристегнул к ошейнику овчарки поводок, снял намордник, и мы побежали к зданию. Фула бежит, как и положено, рядом. Я увидел, что через ворота со стороны контрольно-следовой полосы идет, шатаясь, Кунц с Марией на руках!

— С каких это пор пограничники носят собак на руках, дружище?

— Это все результат твоих чрезмерных порций, — добавил Сладек, а мы все подумали, что собака отказалась идти.

Только теперь мы увидели, что с Кунца льет пот, а собака лежит у него на руках, неестественно скрючившись. Сладек сразу убежал куда-то. Мы бросились помогать Берту, уложили Марию на подстилку. Когда кинолог возвратился, мы уже знали все подробности. Несколько минут назад собаку укусила змея. Корчившаяся от боли сука теперь издыхала. Оплывшее жиром сердце не могло перенести действия яда, который для нормальной собаки в девяноста девяти случаях из ста не имел бы таких тяжелых последствий. Мы думали, чем бы помочь несчастной Марии. Дыхание у собаки перехватывает, ее тошнит. Кунц виновато смотрит на нее. Появляется Сладек с сумкой первой помощи.

— Подержите ее! — приказывает он.

Вскрыв ранку ножом, Сладек выдавливает темную кровь. Затем место укуса дезинфицирует марганцовкой. Операцию заканчивает уколом, который, по его словам, может поднять на ноги даже быка. Берт вытирает носовым платком морду собаки. Та наконец успокаивается, Цирил опять отправляется в дорогу…

Нам было о чем поговорить, пока он не возвратился из ветеринарной лечебницы в Каплице. С Марией все окончилось благополучно, зато проводник собаки получил хороший нагоняй. Кроме того, на него было наложено взыскание — четырнадцать суток ареста. Но поскольку здесь гауптвахты нет, командир по просьбе кинолога заменил наказание — Кунц должен был четырнадцать дней рубить сосновые дрова для котельной. Сосны на горе Пришбрани растут с перекрученными волокнами, словно булки. Кунц хорошо это прочувствует! На гражданке он был дамским парикмахером, так что топор держит, как щипцы для завивки волос. Если понадеяться на него, можно остаться без дров.


От волнения нервничали и проводники и их собаки. Животные раздраженно щелкали клыками. Трудно было поддерживать равнение выстроенных для осмотра. А накануне Альма проводника Матея так сцепилась с Домбравкой, что брызнула кровь. Томаштяк хлестал веревкой обеих сцепившихся в драке собак.

Фула перебирала ногами на месте. Я успокаивал ее и чуть не прослушал команду на старт. Доложил:


Еще от автора Иван Черны
Обычные приключения

Произведения современных чехословацких писателей посвящены нелегкому ратному труду пограничников, охраняющих западные рубежи ЧССР.Написанные в остросюжетной форме, они вызовут интерес широкого круга читателей.


Рекомендуем почитать
Том 3. Песнь над водами. Часть I. Пламя на болотах. Часть II. Звезды в озере

В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).


Блокада в моей судьбе

Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Черно-белые сны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И снова взлет...

От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.


Морпехи

Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.