Рассказы-2 - [21]

А теперь — до свидания, мистер Браун. Скоро вы навсегда забудете о нашем разговоре, но, быть может, когда-нибудь, когда вы будете выписывать чек и нечаянно разорвете его пополам, что-то заставит вас остановиться и задуматься о том, почему перфорация оказалась прочнее, чем все остальное. И таких возможностей очень много — вы можете задуматься об этом каждый раз, когда вам понадобится марка или бумажное полотенце, чтобы вытереть руки… — Меллоу снова улыбнулся и ткнул пальцем одну из кнопок селектора.

— Ты готов, док? — спросил он.

— Готов, — донеслось из динамика.

И тогда Генри Меллоу нажал что-то под столом. В следующее мгновение кресло, в котором сидел мистер Браун, провалилось под пол. Через несколько секунд оно вернулось уже пустым. Меллоу нажал другой рычаг, и колпак из невидимого, неуничтожимого Ничто поднялся к потолку до следующего посетителя.

* * *

Так что, когда с вами случается нечто в этом роде, не говорите «черт!..» и не спешите забыть об этой маленькой неприятности. Остановитесь хоть на минутку и задумайтесь. Кто-то ведь должен рано или поздно изменить мир — так почему не вы?

НЕРАСТОРЖИМАЯ СВЯЗЬ

Баджи проскользнула в лабораторию как всегда без стука. Она порозовела и запыхалась, в се глазах сверкало нетерпение и любопытство. — Ну, что там у тебя, Мули?

Муленберг ногой захлопнул дверь покойницкой, не дав Баджи заглянуть внутрь.

— Ничего, — ответил он с напускным равнодушием. — А в списке тех, кого я не хочу видеть — сейчас это все на свете — ты стоишь первой. Уходи.

Баджи сунула перчатки в большую сумку, висевшую через плечо, и бросила ее на прозекторский стол в дальнем конце лаборатории:

— Меня не проведешь. Я же видела у ворот «мясницкий» фургон. И знаю, что в нем. Там были два трупа из парка. Эл рассказал.

— Этому Элу, который только и делает, что жмуриков по городу катает, не мешало бы заштопать рот, — с горечью буркнул Муленберг. — Нет, эту парочку ты не увидишь.

Баджи подошла к нему вплотную. Несмотря на раздражение, он не мог не заметить, какие мягкие и пухлые у нее губы. «Но всегда ли они такие?» подумал он и расстроился еще больше, вспомнив — Баджи запросто может прикинуться такой соблазнительной, что у любого мужика пар из ушей повалит. Ее чары и на него подействовали — за это он себя возненавидел.

— Отойди от меня, — проворчал Муленберг, — ничего не выйдет.

— Что именно? — промурлыкала Баджи. Муленберг заглянул ей прямо в глаза и промямлил, что предпочел бы Баджи, даже возведенной в двенадцатую степень, кусок сырой печенки.

Ее губы утратили мягкость, но и жесткими не стали. Она лишь добродушно рассмеялась:

— Раз обольстить тебя не удается, попробую убедить.

— Пустое, — отозвался Муленберг. — К тем двоим я тебя все равно не пущу, ничего о них не скажу и тебе не удастся накормить обывателя очередной порцией кровавой стряпни, которая у вас в газете именуется репортажем с места события.

— Как хочешь, — вдруг сдалась Баджи, прошла к прозекторскому столу и вытащила из сумки перчатки. — Прости, что оторвала тебя от работы. Тебе явно хочется побыть одному.

Муленберг уставился на нее молча — от удивления у него отвисла челюсть. Он стоял и смотрел, как Баджи вышла из лаборатории, как притворила за собой дверь, но тут же вновь се распахнула и обиженно спросила:

— Может, скажешь хотя бы, почему не хочешь говорить об этом убийстве? Он почесал в затылке.

— Ладно, скажу, — если будешь паинькой. — Муленберг умолк, затем продолжил:

— Не твоя это епархия, вот и все. Лучше, пожалуй, не выразишься.

— Двойное убийство на Лавер-лейн — не моя епархия? Да я только и пишу о том, как «вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана…».

— Баджи, на сей раз дело нешуточное. Оно ужасное. Попросту отвратительное. И очень серьезное — но по соображениям, совершенно отличным от тех, какие ты хочешь обрушить на читателей.

— Что же это за соображения?

— Медицинские. Биологические. Социальные.

— В моих статьях биологии всегда хоть отбавляй. И социального пафоса тоже: они пестрят банальностями о пороках общества — так я разбавляю сексуальные сцены. Или ты не знал? В общем, у нас остались только медицинские соображения. Что в них особенного?

— Уходи, Баджи.

— Брось, Мули. Меня уже не проймешь ничем.

— Знаю. В твоих репортажах больше клинических подробностей, чем в учебнике анатомии. Но все же, Баджи, об этом деле я лучше помолчу.

«Доктор Муленберг, подающий надежды молодой биолог и медэксперт городского полицейского управления заявляет: сам факт жестокого убийства двух человек и нанесения им тяжких увечий — мелочь по сравнению с теми ужасами, что таятся за этим преступлением. С медицинской точки зрения оно необъяснимо, считает Муленберг». Тут Баджи ему подмигнула:

— Ну как, звучит? — Она взглянула на часы:

— Успею вставить в утренний выпуск, если удачную «шапку» придумаю. Что-нибудь вроде: «Врач теряет дар речи от ужаса». И подзаголовок: «Медэксперт скрывает подробности двойного убийства». А внизу твоя фотография.

— Только посмей такое напечатать, — взревел Муленберг. — Да я тебя!..

— Ладно, остынь, — взмолилась Баджи, стремясь его успокоить. — Не стану. Правда, не стану!