Расскажи. Читаем, думаем, обсуждаем - [59]

Лиз решила вести дневник каждой беседы, чтобы была возможность вернуться к записям, а потом поделиться ими со мной. В итоге получился письменный отчет, из которого видно, что Лиз — высококлассный учитель, что она самокритична и очень щепетильна в своей работе. В работе с книгой, классом, методом она проявляет себя как тонкий, сложный и во многих смыслах уникальный педагог. Комментарии в квадратных скобках — мои.

Понедельник, 10 марта. Я решила прочитать только своей части класса, и мы начали «Заточение Слейка». Я сказала, что это очень серьезная книга, над ней придется подумать, и что мне она очень понравилась. На этот раз я ничего не сказала про возможные связи с теми книгами, которые мы недавно прочитали, как это получилось с «Восемнадцатой подстанцией» и «Охотой на ведьм».

Я взяла очень серьезный тон, и атмосфера в классе была выжидательной, но тихой и спокойной.

Единственное, я напомнила им, что в Нью-Йорке и Лондоне метро называется по-разному, но дети уже знали об этом, пусть и не все там были. Еще, помню, пришлось объяснить слова «лукавый» и «приподнятый». Никто не смог привести пример со словом «лукавый», но потом я подсказала: «Лукавый, как…», — и один мальчик сообразил: «Лукавый, как лиса». Надо не забыть вернуться к этому слову, это хороший индикатор характера Слейка и его внутреннего состояния.

За два приема по двадцать минут чтения мы дошли до того момента, когда Слейк убегает в метро на «сто двадцать один день». Я повторила эту фразу, закрыла книгу (этот жест, если его сделать решительно, весьма красноречив) и услышала общий вздох. Они моментально начали расспрашивать меня, почему на сто двадцать один, но никто не спросил, как Слейк будет жить в метро и как ему удалось сбежать из дому.

Затем я сказала: «Как бы вы поступили, если бы у вас был тяжелый день? Если бы у вас случились неприятности и весь мир был бы против вас, где бы вы прятались?». [Приглашение привнести свой мир в текст.] «Дома», — хором ответил класс. Они моментально почувствовали дистанцию между собой и Слейком. По возрасту они еще сильно привязаны к дому как к единственной тихой гавани, но по мере взросления все меняется, и подростки скорее поделятся проблемами с друзьями, чем с домашними.

Я уже поняла, что книга их сильно заинтересовала, но чувства, судя по лицам, вызвала смешанные. Они были потрясены тем положением, в какое попал Слейк, и сочувствовали ему, но при этом его отчаянный поступок внушал им ужас.

Я спросила, почему Слейк не пошел домой, и они тут же вспомнили, какая тяжелая ситуация сложилась у него дома. Я попросила привести «доказательства» [Откуда вы это знаете?] — им этот вопрос очень нравится. Наверное, потому, что в детстве мы часто представляем себя детективами, когда читаем. Они рассказали про «его жуткую тетю», о том, что его «били», о том, в каких условиях он спал, и про «объедки». Американизмы в языке им не мешали понимать текст. Кстати, меня всегда удивляет, что дети практически никогда не спрашивают о тех школьных порядках, которые упоминаются во всех трех книгах серии. Школа для них — это что-то вроде универсального концепта, в рамках которого возможна любая модель.

Вторник, 11 марта. Мы прочитали вторую главу и начали «На другом пути». Перед началом чтения я напомнила: «Сто двадцать один день».

Я не стала опускать такие сложные обороты, как «непредвиденные обстоятельства» и «стадо, сокрушающее все на своем пути», только жестами показала, как Слейк удирал сквозь толпу подростков и как он, словно змея, забился в нишу в стене.

Мы начали читать «На другом пути», я повернула книгу к детям и обратила их внимание на набор текста. Они увидели, что шрифт стал более темный [полужирный sans-serif] и что вместо номера главы появилось название. Я задала риторический вопрос: почему книга так изменилась, с какой целью это было сделано, и услышала общее «Хм-м». Интересно, какой вывод они сделают, когда мы дочитаем эту часть трилогии.

Я закрыла книгу и захотела узнать, что они поняли на этом этапе, смогли ли увидеть, что происходит на более глубоком, чем текст, уровне. Я спросила «Что мы с вами уже знаем? Что можете сказать об идеях текста?» Тишина. Тогда я добавила: «Мы пока просто наблюдаем за событиями, или уже есть какие-то важные мысли, которыми вы бы хотели поделиться?» [Что это за сюжет? Как его следует прочитывать?] И снова тишина, но уже вижу опущенные взгляды (а это — всегда знак того, что «мысли есть»), пальцы, прижатые к губам. Я спросила Джеймса, помнит ли он свое описание книги «Охота на ведьм». Помнит, «книга всех чувств». [Опыт прочтений других книг, которые помогают интерпретировать новый текст. И это помогает, появляются новые соображения.] После его слов — молчание: все призадумались. Один мальчик произнес слово «зрение». Я подхватила это слово с удивлением и радостью. Я сама не подумала, что надо бы повертеть эту мысль. И тут же сразу двое вспомнили, что Уиллис Джо «видел» в своих мечтах, как он пасет овец в Австралии, и что Слейк тоже «грезил, видел свои мечты наяву». Ханна (девочка помладше) вспомнила, что Слейк близорук, а кто-то добавил, что в туннеле