Рассказ об одном путешествии - [8]

Дорога, пройдя по заселенной части острова, удалялась затем в необитаемую зеленую чащу. Мы ехали по узкой пыльной тропинке. Слева заросли подымались вверх, справа они спускались вниз к морю. Встречались поляны с диковинными желтыми и красными цветами. Внизу блестело море. Иногда дорога спускалась к самой воде. Мы останавливались и купались. Неподвижная и прозрачная, как стекло, вода. Видны были водоросли на дне и рыбки, которые, вильнув хвостом, скрывались в водорослях, а затем вновь появлялись. Нигде кругом не было ни души. Это действительно был райский мир. С ослепительным солнцем, стоящим высоко над горизонтом.

В нашей компании обычно был мальчик Сережа, подтянутый, хорошо воспитанный, шаркающий ножкой и целовавший даме ручку, когда здоровался и прощался. Был еще один мальчик, молчаливый, завороженный всей этой окружающей нас красотой. Был мальчик Моня лет тринадцати с толстым носом. У него был вид человека, все испытавшего и ничему не удивляющегося. Турецкий мальчик, наш проводник, что-то лепетал на непонятном языке и показывал руками, что, мол, нам надо ехать дальше.

Однажды к мальчишеской компании решил присоединиться отчим, желавший посмотреть остров с другой стороны. Он грузно сел на ослика. Несмотря на хворостину, консервную банку с камешком и дикое гикание мальчишки-проводника, осел не двигался с места. Кончилось тем, что ослик сел, протянув вперед передние ноги, и Алексей Николаевич оказался стоящим на земле на растопыренных ногах. От прогулки на ослике отчиму пришлось отказаться.

Кроме развлечений у меня на острове Халки были и обязанности. Одна из генеральских жен решила, что нельзя допустить, чтобы дети русских беженцев забывали родину. Она организовала группу из нескольких мальчиков: преподавали русский язык, закон божий и историю России. Основным преподавателем была сама генеральша, но нашлись еще два-три добровольных преподавателя. Дело, конечно, осложнялось тем, что не было ни книг, ни учебников. Приходилось довольствоваться фантазией учителей. В группу входили только дети титулованных родителей (я в том числе) и высших воинских чинов.

Все шло хорошо до тех пор, пока я не проговорился кому-то из товарищей, что, во-первых, мне не семь лет, а десять, и, во-вторых, что моя фамилия не Толстой и я, следовательно, не граф. Это дошло до генеральши. Взволнованная, она пришла объясняться к родителям. В какое, мол, положение ее поставили! Что она скажет князю такому-то? Как она будет смотреть в глаза графине такой-то? Какой обман, какой позор!

Я в это время был на улице и слышал через открытые окна нашей комнаты, как отчим кричал на генеральшу, затопал ногами и выгнал ее из дома. Генеральша, гордая и прямая, как жердь, шла от нашего дома с трясущимся подбородком и сверкающими от злости глазами, в состоянии, близком к истерике.

Я, конечно, перестал ходить в группу. Отчим решил сам заняться моим образованием. Прежде всего, он осведомился, что я читаю. Я читал тогда с увлечением неизвестно как ко мне попавшую книгу А. К. Толстого «Князь Серебряный». Отчим не любил своего однофамильца. Чтобы не развивать у меня дурного литературного вкуса, к глубокому моему огорчению, у меня отобрали «Князя Серебряного» и куда-то запрятали. Затем отчим велел мне спрягать глагол «быть»: я есмь, ты еси, он есть и т.д. Я со слезами на глазах повторял без конца: я есмь, ты еси, он есть, мы есьмы, вы есте, они суть, не понимая, зачем это нужно, ибо никто так не говорит.

На этом мое образование закончилось. Про спряжение глагола «быть» отчим забыл. Я, конечно, не напоминал. Чем-чем, но педагогическими способностями мои родители не обладали. Через много лет, когда отчима выбрали в действительные члены Академии педагогических наук СССР, я с грустью вспоминал первые его педагогические опыты летом 1919 года на острове Халки.

Питались мы на острове Халки довольно скромно и беспорядочно. Иногда Юлия Ивановна готовила что-нибудь на хозяйской кухне. Однажды Юлия Ивановна и мама задумали сделать плов из баранины с рисом. Об этом говорили несколько дней. И вот, наконец, Юлия Ивановна вошла в комнату, неся огромный противень с пловом. И мама, и Юлия Ивановна растерялись: неизвестно было, куда поставить противень. В комнате были две кровати, маленький диванчик, крохотный шатающийся столик и платяной шкаф. Для плова явно не было места. После некоторых раздумий его поместили под кроватью. Там он простоял несколько дней, пока его не съели.

Остров Халки, как я уже упоминал, — это один из целой группы островов в Мраморном море, носящих общее название «Принцевы острова». Справа от нас, если смотреть в сторону Константинополя, километрах в десяти-пятнадцати был расположен большой живописный остров Принкипо. Слева, совсем близко от Халки, — маленький каменистый пустой островок, название которого я не помню и грустную историю которого я расскажу позже.

Однажды мы решили съездить на Принкипо. Мама, я, актриса Жихарева и две хорошенькие девочки Таня и Наташа, примерно моего возраста. Это — дочери Жихаревой и известного петроградского актера Иллариона Певцова. Жихарева с дочерьми жили на Халки, в том же доме, что и мы. Принкипо не был похож на Халки. Вдоль моря тянулась широкая заасфальтированная набережная. Роскошные гостиницы, рестораны, зеркальные окна магазинов, золотистый пляж. Это был европейского типа курорт, на который приезжали отдохнуть или развлечься богатые константинопольцы.