Рассказ об одном путешествии - [7]

Затем нас впустили в третий зал, где мы получили наши продезинфицированные одежды, пахнущие карболкой, изжеванные так, как если бы все время, пока мы мылись, их жевали коровы. Настоящая трагедия разразилась с кожаными вещами. Во многих случаях обувь была превращена в кожаные комочки. Нечего было и думать, чтобы надеть ее на ноги.

Наконец открылись двери, и мы очутились на белой половине острова. Многие были босиком. Тут встретились мы с женщинами, выходившими из других дверей. Они были в измятых платьях, с мокрыми волосами.

Все та же канонерка привезла нас и Цейтлиных на остров Халки, один из Принцевых островов. Здесь мы должны были жить. Неизвестно сколько времени и неизвестно чего ожидая.

Принцевы острова, лето 1919

Все беженцы, прибывшие из Одессы в Константинополь на пароходе «Кавказ», были расселены на острове Халки, На голом холме, на который вела каменистая дорога, помещалось большое каменное здание, которое называли «семинарией». В нем разместились все военные чины, которых было довольно много: несколько генералов, офицеры и юнкера. Они занимали большие пустые залы с кафельным полом и высокими потолками. Спали на полу, на шинелях. Никакой мебели не было.

У подножья холма находилась единственная на острове гостиница «Гранд-отель» из белого камня и с террасами, с которых было видно Мраморное море, неподвижная стеклянная гладь воды, а на горизонте — Константинополь. Справа от него в голубоватой дымке тянулась узкая полоска берега. Мама показывала туда рукой и говорила:

— Там Тигр и Евфрат. Там был рай.

В «Гранд-отеле» жила семья Цейтлиных. Для нас это было слишком дорого. Мы снимали одну комнату на втором этаже в доме одной турчанки. В комнате стояли рядом две широкие кровати, на которых спали, по порядку: Алексей Николаевич, мама, Никита и Юлия Ивановна. Я занимал узкий и короткий диванчик у окна.

Почти каждый день отчим уезжал в Константинополь в поисках какого-нибудь заработка. Утром мы с мамой провожали его на пристань. Спускались по кривой узкой улочке. Мимо парикмахерской, в дверях которой в белом грязном халате стоял парикмахер, зевающий от безделья. Здесь же была маленькая кофейня, в которую мы заходили иногда съесть простоквашу с корицей. С потолка свешивались ленты липкой бумаги, усеянные мухами.

Возвращался отчим с вечерним пароходом. Усталый и угрюмый. В бурлящем, пестром, накаленном солнцем Константинополе никому не был нужен молодой русский писатель, не знающий к тому же ни одного языка, кроме русского. Однажды мелькнула надежда: какой-то англичанин искал преподавателя русского языка. Но и эта надежда, как и все предыдущие, не оправдалась.

Чтобы заработать хоть сколько-нибудь лир, было решено устроить для русских эмигрантов чтение пьесы отчима «Любовь — книга золотая», написанной в Одессе. К этому мероприятию все тщательно готовились. Мне было поручено нарисовать и расклеить афиши. На четвертушке тетрадного листа я писал печатными буквами: «Такого-то числа в 5 часов дня, в помещении ресторана «Гранд-отеля» писатель граф Алексей Ник. Толстой прочтет свою новую пьесу «Любовь — книга золотая». Вход — столько-то пиастров». Отчим очень рассердился, увидев мои маленькие афишки, похожие на объявления о сдаче комнаты или о продаже какого-либо имущества. Он разорвал мои бумажки и сам написал несколько афиш акварельными красками на больших листах бумаги. Потом я расклеивал эти афиши: на дверях «Гранд-отеля», на пристани, в кофейне, в «семинарии» и в других местах.

Настал долгожданный день. В ресторане «Гранд-отеля» вокруг столика было расставлено несколько рядов стульев. Я ходил по террасе, звоня колокольчиком, и продавал билеты: перенумерованные листки блокнотика. Много билетов купили Цейтлины. Еще несколько человек. Никто из военных чинов из «семинарии» не пожаловал. Собралось в общей сложности человек пятнадцать. Отчим, как всегда, читал блестяще. Какие-то иностранцы, проживающие в «Гранд-отеле», проходя мимо, с любопытством заглядывали в стеклянную дверь ресторана. Кто-то из жильцов гостиницы пил чай в другом углу ресторана, не обращая никакого внимания на отчима и на группку людей, его слушающих. Мероприятие явно провалилось. Было собрано ничтожное количество денег. Отчим опять помрачнел.

Мама написала дяде Сереже в Париж: просила выхлопотать нам визы для въезда во Францию. Дядя Сережа — Сергей Аполлонович Скирмунт, ближайший и давний друг семьи Крандиевских. В свое время с ним произошла потрясающая фантасмагория: он получил наследство в два миллиона рублей! На эти деньги было создано издательство. До сих пор можно встретить у букинистов книги с грифом «Издательство С. А. Скирмунта». Большие деньги текли от него через А. М. Горького, с которым он дружил, на всякие революционные дела. В связи с этим царское правительство выслало его из России еще до начала первой мировой войны. Он поселился в Париже. Сейчас никаких следов от этих двух миллионов уже не осталось. Он снимал скромную маленькую квартирку на первом этаже, служил в какой-то конторе. Мы ждали ответа от дяди Сережи.

Самым большим моим развлечением на Халки было путешествие верхом на ослике по дороге вокруг острова. Обычно собиралась компания из четырех-пяти русских мальчиков, нанимались уже оседланные ослики, дежурящие недалеко от нашего дома. Хозяину турку платилась весьма умеренная плата. И вот кавалькада отправлялась в путь. Рядом с нами бежал босой загорелый мальчишка, сын хозяина, подгонявший осликов. Для этого служила хворостина. Кроме того, у него в руках был странный предмет — банка из-под консервов, в которой бултыхался камешек. Мальчишка потряхивал этой банкой, камешек гремел, и от этого ослики ускоряли шаг.