Рассказ о любви - [2]
Кроме всего прочего, есть в этом журнале адреса и телефоны учащихся. Всех, без исключения. В строго алфавитном порядке.
Ну, а теперь вы поняли, что придумал Калашников.
Да, он решил во что бы то ни стало достать классный журнал. Переписать Танин телефон. Затем Калашников предполагал возвратить журнал на законное его место в учительскую, на полочку с переборками.
Незаметно взять журнал оказалось трудной задачей. Как назло ни один учитель ни разу не выпустил его из рук, ни разу не положил на видное место. Учителя передавали друг другу журнал, как бегуны на длинной дистанции передают эстафету.
После занятий журнал попал в руки Веры Павловны, которая, по обыкновению, в конце дня смотрела, кто сколько за день пропустил уроков и получил двоек.
И вот тут Калашников придумал.
Мимо проходила Люда Голубицкая. Калашников остановил ее.
— Позови Веру Павловну в канцелярию. Ее к телефону…
Люда молча кивнула и вошла в учительскую. Калашников стоял в коридоре напротив двери в учительскую и ждал. Он увидел, как Вера Павловна вышла, оставив на столе раскрытый журнал, а Люда вышла вслед за ней. В распоряжении Калашникова было всего минуты две.
Именно этого времени достаточно, чтобы Вера Павловна дошла до канцелярии, убедилась в том, что никто ее к телефону не звал, и вернулась в учительскую.
Но Калашников не стал торопиться. Он не вбежал в учительскую, не схватил журнал и не понесся с ним по коридорам и лестницам.
Напротив, он как можно медленнее подошел к столу. Закрыл журнал. Взял его и пошел к выходу. Держа журнал и не ускоряя шага, Калашников миновал полупустой зал, открыл портфель и вложил в него журнал в серой обложке.
15-45-44
Телефон Тани Поташовой был у Калашникова.
15-45-44. Шесть веселых цифр. 15-45-44.
Нужно сегодня же позвонить.
Подойдя к телефону, Калашников перелистал журнал, рассматривая свои оценки. За этим занятием его и застал телефонный звонок.
Телефон молчал. Вернее, нет. Он дышал. Чье-то дыхание вибрировало в трубке.
Калашников спросил:
— Кто это там дышит?
И как только на той стороне повесили трубку, Калашников не стал слушать гудочки, а быстро набрал номер.
15-45-44. Шесть коротких поворотов диска. Гудок. И сразу треск снятой трубки.
— Алло!
Ее голос. Таня сняла трубку сразу. Значит, только что, минуту назад, была у телефона.
— Алло!
«Таня, — хотел он сказать. — Танечка! Это я, Калашников. Давай не будем молчать. Давай скажем друг другу…»
— Алло!
И он повесил трубку.
Гудочки невесело запищали. В их тонком писке Калашников услышал упрек. И он нажал на рычажки.
15-45-44. Уже не заглядывая в журнал, Калашников крутил диск.
И опять с первого гудка Таня сняла трубку.
— Алло! Вы меня слышите?..
«Да-да, — кричал про себя Калашников. — Слышу! Таня!»
— Говорите!..
Он открыл рот, хотел сказать: «Таня!» Но что-то не дало ему это сказать, и он зло бросил трубку.
Калашников сидел около телефонного столика и непонимающе смотрел в журнал. Раздался звонок. Калашников с какой-то даже радостью рванул трубку.
— Позовите, пожалуйста, Сашу.
— Да, это я.
— Саша, видишь ли, куда-то пропал классный журнал. Я уже многих ребят обзвонила. Ты не знаешь?
— Нет, Вера Павловна. Я не знаю.
— Ты можешь мне дать чей-нибудь телефон? Я еще хочу позвонить.
— 15-45-44, — сказал Калашников.
…Класс гудел. Серьезная опасность нависла над классом. Журнал. Классный журнал. Его не было. Он исчез. Его тщетно искали по всей школе. Весь день. И после уроков.
9 «б» остался в кабинете химии. На чрезвычайное собрание. Повестка дня — злополучный журнал.
Вера Павловна восстанавливала картину.
— Последний раз я видела журнал вчера в конце дня, а просматривала его в учительской. Потом кто-то, кажется, Голубицкая, да, позвала меня к телефону. Как выяснилось, случилось недоразумение — мне никто не звонил. И вот, когда я вернулась из канцелярии…
Что было дальше, гораздо подробнее мог бы рассказать Калашников. Но он молчал.
— Взял, наверное, кто-то. Ума не приложу…
Калашников сидел злой. План незаметного возвращения журнала сорвался. Незамеченным это бы не прошло. В коричневом портфеле Калашникова со стертыми медными застежками лежал тот самый журнал, к месту нахождения которого не могла приложить ума Вера Павловна. А с нею и весь класс.
— Послушай, Голубицкая, ты не вспомнишь, кто тебя попросил позвать меня к телефону?
— Кто? — красивая Люда Голубицкая, приподнялась с последней парты. — Калашников, кажется.
— Это так, Калашников?
— Да, — Калашников улыбнулся. — Это так.
И вынул из портфеля журнал.
Вера Павловна ахнула и развела руками. И весь класс ахнул.
Возвращенный журнал между тем нисколько не походил на журнал прежний. По крайней мер, снаружи.
Тот, вчерашний, мирно стоявший на полочке, был обернут в серую бумагу.
Этот, сегодняшний, выскочивший на свет из калашниковского портфеля, был красного цвета.
— Бумага порвалась, — объяснил Калашников. — Я и сменил. Серой, правда, не было.
Вера Павловна схватила красный журнал и крепко сжала его в руках. Казалось, ей вернули что-то такое, что было частью ее самой.
— Зачем? Зачем ты это сделал?
Зачем? Это было не объяснить.
— И тебе не стыдно? — Вера Павловна стукнула ребром журнала по столу. Голос ее дрогнул.
