Рассказ дочери - [31]

– Нет, нельзя, – говорит мать.

Почему? Нет ответа.

«Государство» – полная противоположность хаотическим поучениям отца, который перемешивает пугающие идеи с эпизодами из собственной жизни и чудовищными историческими событиями. В прошлый раз он вызвал меня, чтобы снова пройтись по двум темам, которые особенно занимают его: «энергии» и нацисты.

Неужели под деревней тоже есть пещера? И кто те бедные люди, что прикованы там во тьме? Теперь я понимаю, это метафора мирового зла и человеческого бессилия.

Отец объяснял, что вызвало падение Третьего рейха, самого могущественного режима в истории: Гитлер пытался делать все «слишком быстро», решив «замкнуть свои энергии на самих себя». Это ясно следует из свастики, которая является всего лишь инверсией древнеиндийского религиозного символа.

По мнению отца, это худший выбор, какой только можно сделать. Когда энергии закручены в верном направлении, они помогают Существам Света в их миссии по воссоединению человечества и спасению падшего людского рода. Но требуется огромное количество времени и усилий, чтобы сфокусировать эти энергии в верном направлении. Ориентированные неверно, энергии могут быть намного более сильными даже при меньших усилиях. И поэтому торопыги вроде Гитлера, вроде тех, у кого дурные корни, испытывают искушение развернуть это направление в обратную сторону. Эти неверно направленные энергии приводят к хаосу и даже, в конце концов, обращаются против тех, кто их использовал.

В окружении Гитлера был один сто́ящий человек – Роммель. Если бы Гитлер к нему прислушался, мир не был бы там, где он сегодня. Но Гитлер решил слушать Геринга, который был куском дерьма и неудачником, думавшим, что его дерьмо не пахнет. Геринг крал произведения искусства не потому, что любил искусство, а потому что умел лишь рабски подражать во всем фюреру, своему хозяину. Геринг был самым опасным из них всех, потому что, как все слабоумные, умел апеллировать к эгоизму, глупости и жадности стада.

Это жалкие презренные типы, которых мне нужно остерегаться в будущем, потому что все они будут пытаться уничтожить меня. Только благодаря усиленной подготовке я могу надеяться хоть как-то противостоять им.

Отец описывает и другие невзгоды, с которыми мне, вероятно, придется бороться. Например, меня будут «пытать, чтобы заставить заговорить», – выдергивать ногти, прищемлять или прижигать соски, раздирать в кровь подошвы ног, затем присыпать солью.

– Это одна из причин, по которым ты должна быть сильнее, чем твое тело, понимаешь? Ты должна быть способна переносить пытки, не выдавая им того, что они хотят знать.

Пока отец говорит, я внимательно, не отрываясь, смотрю ему в глаза, но чувствую, что мой разум превращается в лед. Меня постоянно мучит один и тот же вопрос: смогу ли я продержаться, так и не заговорив? Если честно, думаю, что не смогу. Отец ошибается: я сделана не из того теста, из которого делаются высшие существа. Я обречена его разочаровать. Я уже сама полностью, безнадежно разочарована в себе.

Отец описывает и другие невзгоды, с которыми мне, вероятно, придется бороться. Например, меня будут «пытать, чтобы заставить заговорить».

Грегор и Эдмон

Читая «Превращение» Кафки, еще одну из обязательных книг, я испытываю ужас от преображения Грегора. Неизвестно, как это получается, но его ночной кошмар становится реальностью: он просыпается однажды утром и обнаруживает, что превратился за ночь в отвратительное насекомое. Я не могу дышать, когда думаю, что то же самое может случиться со мной. Я тоже могла бы выродиться в мерзкое создание, загнанное в комнату, которая постепенно низводится до уровня хранилища всей семейной грязи.

Я нахожу Грегора омерзительным, я вижу в нем себя. Как и он, я не способна общаться, у меня нет товарищей. Я чувствую себя тараканом, запертым в удушающем пространстве.

Меня преследует мысль о судьбе Грегора – быть выброшенным на свалку. Еще недавно я наивно мечтала о приключениях Одиссея, вдохновленная его ослепительной храбростью и умом, в восторге от его замечательной изобретательности, примененной против циклопа. Или об историях Жюля Верна, чьи персонажи – Филеас Фогг, капитан Немо, Сайрус Смит и Самуэль Фергюссон – незабываемые герои моего детства. После прочтения «Превращения» я постоянно слышу, как леденящий голос внутри моей головы говорит: «Перестань мечтать. Ты – Грегор, ты кончишь так же, как Грегор».

К счастью, мне удается получить разрешение отца читать и других писателей, помимо Платона-Кафки-Ницше, в свои «свободные» часы для чтения. Ему нравится Александр Дюма – вот удача! Отец предписывает мне обязательно прочесть «Могикан Парижа» и «Шевалье де Мезон-Руж». Кое-как продравшись через их темные политические интриги, которым не удается меня увлечь, я беру с книжной полки отца «Графа Монте-Кристо», двухтомное издание с черно-белыми иллюстрациями, в красивом бежевом переплете.

И увлекаюсь мгновенно. Я – Эдмон Дантес, мы с ним – одно. Я ощущаю каждую его эмоцию: непонимание чудовищного наказания, назначенного ему; ужас, когда его бросают в подземелье, неизвестно за что и неизвестно на сколько; его обманутые надежды; безрассудное скатывание в бунт, ярость и отчаяние. Я – Эдмон, когда он бьется головой о стены, когда он почти умирает, отрезанный от мира. Все в этой книге вызывает во мне живой отклик.