Расшифровано временем - [22]

После недолгого утреннего перехода лес неожиданно оборвался — вырубка со свежими пнями лысо уходила в ложбину, за ней густо темнела чаща. Эта странная вырубка насторожила Белова, и, не выходя из кустов, он взял у Саши бинокль.

— Пришли, — буркнул Белов, внимательно рассматривая что-то. — Погляди. — Он отдал бинокль Саше. Белов понял: вырубка обнажала местность, делала ее защитным сектором, на котором просматривается любое движение, а за нею, в ложбине, там, где темнеет лес, замаскированные ветвями, камуфляжными сетями, стоят автофургоны развернутых радиостанций, пыхтит выхлопной трубой передвижной генератор, ходят часовые. Вдоль кромки леса, обнося большой участок, бежали колья, опутанные колючей проволокой в той — снизу доверху — ряда. В глубине лепились два рубленых домика с оконцами, над заснеженными крышами из жестяных труб выкручивался синий дымок. На одной из крыш торчал металлический шест антенны, утончавшийся в каждом суставе, и вдоль стены этого домика, провисая, вились жгуты кабеля. Поближе к вырубке — справа и слева — торчали две вышки с прожекторами и пулеметами…

— Узел связи, — сказал Саша, опуская бинокль. — И довольно крупный.

— Вот рвануть бы его! — вскинулся Тельнов. — Нас же теперь сколько! И саперы есть, а, комиссар?!

— Рвануть! Чем? Соплей или из этой пукалки? — Белов тронул карабин старшины. — У тебя что, тол есть? Да и как подберешься — с вышек выкосят за милую душу.

— Во втором домике караулка, — сказал Саша. — Оттуда только что человек восемь на развод вышло.

Сколько же будем драпать без дела?! — вскипел старшина. — Шкуры только свои спасаем? Воевать надо!

— А мы и идем, чтоб воевать, — спокойно ответил Белов.

Но Тельнова занесло, он уже обсуждал с саперами, как подорвать этот узел, спорил с ними, что-то доказывал, ему уже виделось все, что будет потом, куда пойдут после этого…

Белов терпеливо, отстранившись от разговора, слушал. Он знал свое: нужно идти к фронту, идти как можно скорее тем путем, где виделась ему большая надежда на удачу и какой он выбирал, придирчиво и подолгу водя крепким ногтем по карте…

— Время зря теряем, — наконец не выдержал Белов.

— Эх! — махнул сокрушенно рукой Тельнов. — Такой случай упускаем. Становись, хлопцы! — без охоты скомандовал он…

Не сразу, но все же вышли они на подходящую, как считал Белов, дорогу. Шла она по просеке с запада на восток — хорошо наезженная — с тугими свежими колеями.

Но двигались вдоль нее лесом, по глубокому снегу, таясь, не рискуя ступить в умятый, отглянцованный санный след.

День разгулялся, звонкий от яркого солнца и мороза; белый пар от трудного дыхания замаявшихся людей невесомо отлетал за спины, растворялся в воздухе.

На крутом спуске в укачавшийся ритм их шагов вдруг вплелся посторонний звук: он донесся из-за бугра, который им предстояло одолеть. Белов поднял руку, все остановились. Он чуть подался из-за куста к просеке и, глядя вверх по ней, полого поднимавшейся, стал ждать, приготовив бинокль.

Три санные упряжки — одна за другой — поднялись из-за бугра и скользнули вниз. Сквозь сильные линзы Белов видел пар над мордами запряженных в сани лошадей. На санях, развалясь в сене, устроились немцы — по трое на каждых, с автоматами. Это был обоз. Что-то в розвальнях везли, прикрытое брезентом. На третьих санях торчала из-под рогожи красная с белыми прожилками сала ляжка свиной туши.

«Хорошая штука бинокль, — подумал Белов. Что-то вдруг шевельнулось внутри. — Этих не пропущу. Надо хлопцам дать разговеться».

— Обоз. Брать будем, — сказал он старшине, и взгляд Тельнова удивленно и радостно метнулся к дороге.

— Гранаты? — спросил Саша, снимая рюкзак.

— Не надо. Еще пригодятся. Управимся и так. — Белов отобрал десятерых. Автоматы перевели на одиночные выстрелы. И патронов жаль, да и шуму меньше. Себе попросил у Шарафа карабин.

Цепочкой растянулись вдоль просеки, притаились за кустами, распределили — кто бьет возниц, кто седоков.

— По лошадям не стрелять. — Белов с почти позабытым наслаждением открыл затвор, глянул, как выплыл из магазина жирно блеснувший желтый патрон, мягко поддал его и одним движением ладони запер в патроннике.

Из ложбины обоз уже тянулся на подъем, лошади шли медленно, низко склоняя под дугами головы; позвякивала сбруя, звонко скрипел снег; передние сани были уже близко, и солнечный луч играл зайчиком, раскаленно поблескивал на краешке выглядывавшего над колеей плавно загнутого кверху отполированного стального полоза.

Ударил неровный, недружный залп, недолгое эхо, спугивая тишину, отозвалось в чаще и застряло в ней, с мохнатых ветвей посыпался излишек снега.

Немца-возницу с передних саней выстрелом швырнуло на дорогу, он свалился, натянув накрученные на кулаки вожжи. Лошадь стала. За ней привычно остановились и две другие — тела в розвальнях были уже неподвижны. Хлопнуло еще несколько выстрелов, кого-то добивали поодиночке. Один немец был ранен. Он перемахнул через кювет, побежал, левая рука висела плетью, правую, с автоматом, немец выкидывал назад и стрелял. Перебежав дорогу, Белов увязался за ним. Фигура немца петляла меж деревьев, но Белов не стал гнать его дальше: вскинул карабин, чуть повел и, когда узкая серо-зеленая спина заслонила свет перед камушником, выстрелил. Обхватив ствол ольхи, немец сполз, откинулся в снег. Белов подобрал его шмайсер, выдернул из-за широкого голенища убитого запасной магазин и пошел к обозу…