Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго» - [41]

Отчаянно звоня, проходил освещенный трамвай с прицепом. На ступеньках висели люди. Один, ухватившись правой рукой за медную штангу, а в другой держа плоский крокодиловый чемоданчик, пролетел мимо и обернул к Даше бритое сильное лицо. Это был Мамонт. Даша ахнула и побежала за трамваем. Он увидел ее, чемоданчик в его руке судорожно взлетел. Он оторвал от поручня другую руку, соскочил на всем ходу, пошатнулся навзничь, тщетно хватаясь за воздух, задрав одну огромную подошву, и сейчас же его туловище скрылось под трамвайным прицепом, чемоданчик упал к ногам Даши. Она видела, как поднялись судорогой его колени, послышался хруст костей, сапоги забили по булыжнику. Взвизгнули тормоза, с трамвая посыпались люди.

Графитовый свет поплыл в глазах, мягкой, как пелена, показалась мостовая, – потеряв сознание, Даша упала руками и щекой на крокодиловый чемоданчик».

Правда, Юрий Живаго гибнет не под колесами трамвая, а от сердечного приступа, спровоцированного долгим нахождением в душном, неисправном трамвае. И мадемуазель Флери не является непосредственной причиной рокового приступа – она просто символ смерти и вечности. У Толстого теряет сознание, но, к счастью, остается в живых потрясенная увиденным Даша, а у Пастернака теряет сознание и умирает Живаго. Вот у Булгакова в «Мастере и Маргарите» более прямое соответствие с данным эпизодом у Толстого: секретарь МАССОЛИТа Михаил Александрович Берлиоз, натурально, гибнет под колесами трамвая, так же хрустят его кости, и еще отрезанная голова катится в сторону, и так же, как и в «Восемнадцатом году», невольной причиной гибели героя становится женщина – Аннушка, разлившая на рельсах подсолнечное масло, на котором поскользнулся Берлиоз.

У Толстого предводитель анархистов сам становится жертвой анархической стихии. У Булгакова высокопоставленный писатель-конъюнктурщик гибнет в результате вмешательства потусторонних сил. А у Пастернака творец-художник, «гениальный диагност», задыхается в толпе от нехватки воздуха свободы.

Тема анархии, народной стихии занимает важнейшее место и в главах пастернаковского романа, посвященных Гражданской войне. Анархист Вдовиченко, расстрелянный большевиками по обвинению в мнимом заговоре, как опасный конкурент по влиянию на партизанские массы, на краю могилы обличает перерождение идеалов революции. При этом Пастернак сравнивает его и его товарищей с парижскими коммунарами, расстреливаемыми версальцами (и Махно, и умерший в 1945 году в Париже видный анархист Всеволод Волин (Всеволод Михайлович Эйхенбаум, брат известного литературоведа Бориса Михайловича Эйхенбаума, друга Пастернака) были похоронены рядом с коммунарами на кладбище Пер-Лашез): «Вдовиченко на краю могилы остался верным себе. Высоко держа голову с седыми развевающимися волосами, он громко, во всеуслышание, как коммунар к коммунару, обращался к Ржаницкому.

– Не унижайся, Бонифаций! Твой протест не дойдет до них. Тебя не поймут эти новые опричники, эти заплечные мастера нового застенка. Но не падай духом. История всё разберет. Потомство пригвоздит к позорному столбу бурбонов комиссародержавия и их черное дело. Мы умираем мучениками идеи на заре мировой революции. Да здравствует революция духа. Да здравствует всемирная анархия.

Залп двадцати ружей, произведенный по какой-то беззвучной, одними стрелками уловленной команде, скосил половину осужденных, большинство насмерть. Остальных пристрелили вторым залпом. Дольше всех дергался мальчик, Тереша Галузин, но и он в конце концов замер, вытянувшись без движения».

Упоминание опричнины здесь указывает на историческую преемственность коммунистической власти с правлением Ивана Грозного. Говоря Ольге Ивинской об «Иване Грозном» Эйзенштейна, Пастернак возмущался попыткой оправдать и возвеличить опричнину: «Какая подлость! Какие они свиньи – и Эйзенштейн, и Алексей Толстой, и эти все. Я с ними не мог общаться, на многие годы почти отказался от встреч с людьми. Я не терплю нашей интеллигенции за раболепие перед силой и половинчатость. Это какие-то полулюди!»

Речь Вдовиченко близка к реальным статьям и листовкам анархистов и иных антибольшевистских сил времен Гражданской войны, не связанных с белыми.

Например, в «Известиях» Временного Революционного Комитета Кронштадта (органа, образованного восставшими против большевиков кронштадтскими матросами) от 7 марта 1921 года можно было прочесть в редакционной статье:

«Фельдмаршал Троцкий грозит восставшему против трехлетнего Самодержавия коммунистических комиссаров Свободному Революционному Кронштадту.

Труженикам, сбросившим позорное ярмо диктатуры партии коммунистов, новоявленный Трепов грозит вооруженным разгромом, расстрелом мирного населения Кронштадта, отдает приказ «патронов не жалеть».

У него их хватит для революционных матросов, красноармейцев и рабочих.

Ведь ему, диктатору насилуемой коммунистами Советской России, все равно, что станет с трудовыми массами, лишь бы власть была в руках партии РКП.

Он имеет наглость говорить от имени долготерпеливой Советской России, обещать милость.

Это он-то, кровожадный Троцкий, предводитель коммунистической опричнины, без сожаления льющей реки крови во имя самодержавия РКП., гаситель свободного духа, смеет говорить так смело и твердо держащим красное знамя кронштадтцам.