Расшифрованный Пастернак. Тайны великого романа «Доктор Живаго» - [13]

Отвечая на поставленный в заголовке главы вопрос, можно сказать, что «Доктор Живаго» – это роман о революции и русской интеллигенции, о самоощущении Пастернака в советские годы, о том, как художник принимает вызов времени, о том соре, из которого растут стихи. А также о том, что истинный интеллигент умирает, но не сдается тоталитарной власти. Так произошло с самим Пастернаком, который, несмотря на вынужденные отречения, так и не сдался.

Пастернак и Сталин: «… Знанье друг о друге предельно крайних двух начал»

Взаимоотношения Пастернака и Сталина сыграли важную роль в появлении на свет «Доктора Живаго», а сам Сталин послужил прототипом одного из героев романа. Широко известен телефонный разговор Сталина с Пастернаком, а вот личной встречи один на один или в сколько-нибудь узком кругу у них, как кажется, не было.

Впрочем, Ольга Ивинская утверждает, что Пастернак рассказывал ей о том, как он, Маяковский и Есенин встречались со Сталиным в конце 1924 или в начале 1925 года. Другие мемуаристы сомневаются, что такая встреча действительно была, поскольку никаких документальных свидетельств о ней до сих пор не найдено.

С каждым из поэтов Сталин будто бы беседовал по отдельности. Он говорил, что они должны стать «глашатаями эпохи». По утверждению Ивинской, «вспоминая об этой встрече, Б.Л. рисовал Сталина как самого страшного человека из всех, кого ему когда-либо приходилось видеть: «На меня из полумрака выдвинулся человек, похожий на краба. Все его лицо было желтого цвета, испещренное рябинками. Топорщились усы. Этот человек-карлик, непомерно широкий и вместе с тем напоминавший по росту двенадцатилетнего мальчика, но с большим старообразным лицом». Но она же сомневается, что тогда, в середине 20-х, Пастернак мог такими глазами смотреть на Сталина: «Думаю, что тогда, после встречи, это впечатление у Б.Л. было несколько иным. Ведь было время, когда Сталин вдохновлял его на стихи». По словам Ивинской, Сталин был озабочен переводом на русский язык грузинских поэтов. Не исключено, что эту встречу Пастернак выдумал, привнеся в нее свои позднейшие впечатления от Сталина и собственной работы над переводами грузинской поэзии, или, по крайней мере, передал свои впечатления от встречи уже с учетом последующего опыта. Никакими другими источниками эта встреча Пастернака, равно как и двух других перечисленных поэтов со Сталиным не подтверждается. Однако журнала посетителей Сталина в то время еще не велось, а Есенин и Маяковский слишком рано покончили с собой, чтобы оставить воспоминания о такой встрече. Так что можно предположить, что такая встреча состоялась в действительности.

Один совершенно достоверный, но заочный контакт у Пастернака со Сталиным был в ноябре 1932 года. Тогда покончила жизнь самоубийством вторая жена Сталина Надежда Аллилуева, и группа писателей опубликовала соболезнование вождю. Пастернак присоединился к нему с персональной припиской: «Присоединяюсь к чувству товарищей. Накануне глубоко и упорно думал о Сталине; как художник – впервые. Утром прочел известие. Потрясен так, точно был рядом, жил и видел. Борис Пастернак». В этой приписке содержалось нечто мистическое. Но неизвестно, обратил ли внимание Сталин на этот пастернаковский текст.

По-настоящему знаменитым стал разговор со Сталиным о Мандельштаме в 1934 году. Поэт Осип Эмильевич Мандельштам был арестован 13 мая 1934 года за написание знаменитого антисталинского стихотворения «Мы живем, под собою не чуя страны…». Узнав об аресте, Пастернак обратился с просьбой к Н. И. Бухарину облегчить положение Мандельштама. И в первой половине июня Бухарин написал Сталину письмо, где третьим пунктом стояло: «О поэте Мандельштаме. Он был недавно арестован и выслан. До ареста он приходил со своей женой ко мне и высказывал свои опасения на сей предмет в связи с тем, что он подрался (!) с Алексеем Толстым, которому нанес «символический удар» за то, что тот несправедливо якобы решил его дело, когда другой писатель побил его жену. Я говорил с Аграновым, но он мне ничего конкретного не сказал. Теперь я получаю отчаянные телеграммы от жены Мандельштама, что он психически расстроен, пытался выброситься из окна и т. д. Моя оценка О. Мандельштама: он – первоклассный поэт, но абсолютно несовременен; он – безусловно не совсем нормален; он чувствует себя затравленным и т. д. Т. к. ко мне все время апеллируют, а я не знаю, что он и в чем он «наблудил», то я решил написать тебе об этом. Прости за длинное письмо. Привет.

Твой Николай.

PS. О Мандельштаме пишу еще раз (на обороте) потому что Борис Пастернак в полном умопомрачении от ареста Мандельштама и никто ничего не знает».

После этого письма Сталин решил, что, раз Пастернак так волнуется за судьбу сосланного поэта, значит, он его близкий друг. Возможно, что Бухарин в письме вольно или невольно сгустил краски и преувеличил степень обеспокоенности Пастернака, чтобы побудить Кобу поскорее решить вопрос с Мандельштамом. После получения бухаринского письма Сталин в середине июня позвонил Пастернаку.

Существует бесчисленное множество вариантов текстов разговора, однако все они восходят либо к рассказам Пастернака, либо являются показаниями двух непосредственных свидетелей разговора со стороны Пастернака (3. Н. Пастернак и Н. Н. Вильмонта). Однако письменного изложения содержания разговора, сделанного самим Пастернаком, в природе не существует, равно как и каких-либо свидетельств, прямо или косвенно исходящих от Сталина. Надо также иметь в виду, что почти все мемуары были записаны через много лет и даже десятилетий после телефонной беседы Сталина с Пастернаком, а Борис Леонидович в разное время и разным людям по-разному излагал содержание разговора. И что характерно, ни один из мемуаристов не называет точной даты разговора.