Расщелина - [2]

Она умоляет. Готова расплакаться. Он уже далеко, и она понеслась за ним. Она догнала его, когда он уже входил в дверь.

Дальше можно не наблюдать. Конечно же, Лолла под каким-нибудь надуманным предлогом останется во дворе. Возможно, возьмется ухаживать за быками, кормить их фигами… Или

сделает вид, что колодец требует ухода. Марк, конечно, отправится с другими парнями в город поразвлечься. В Риме-то он не часто бывает. Однако ночь они проведут вместе, неважно, захочет он того или нет.

Сей незначительный эпизод подводит для меня итог взаимоотношений полов, сложной связи мужчин и женщин.

Наблюдая за размеренным течением жизни своего поместья, я часто наталкиваюсь на нечто ошеломляющее, и тогда меня тянет в ту комнату, где хранится собранный материал, над которым мне следовало бы поработать. Давно бы следовало. Как и другим, что были до меня.

Что это за материалы? Записи давних лет, за много веков, первоисточники их — устные предания, позднее изложенные в письменном виде. Предания, относящиеся к древним временам, к древним людям, населявшим землю.

Громоздкая масса этого материала отпугнула уже не одного историка — причем не только из-за сложности, но и по причине своеобразного характера. Приступающий к исследованиям уже с самого начала понимал, что, если даже будет ему суждено довести работу до завершения, дать ей имя и известить ученый мир о ее рождении, детище его тут же подвергнется беспощадной уничижительной критике, осмеянию и оплеванию.

Я не из тех, кому по вкусу свары ученой братии. Что я за человек — не столь важно в данном случае, но вот тема… не раз разгорались споры, следует ли ей вообще существовать вне пыльных полок секретных хранилищ.

Как уже упоминалось, история сия основана на древних документах, восходящих к еще более древним легендам и хроникам. Некоторые из описанных событий оскорбят нежные чувства кое-кого из ныне живущих. Этому я уже был свидетелем, опробовав избранные отрывки на сестре моей, Марцелле. Та пришла в ужас. Она не могла поверить, что милые дамы способны проявить нечуткость к милым младенцам-мальчикам. Моя сестра, как и все прочие женщины, склонна приписывать себе все добродетели, якобы свойственные женской натуре. Я в этом случае всякий раз напоминаю Марцелле, что трудно убедить в ее природной щепетильности того, кто слышал ее кровожадные вопли на гладиаторских ристалищах. Так что субъектам особо впечатлительным, погруженным в кротость и нежность чувств своих, рекомендую начать чтение со стр. 40.

Итак, я начинаю свое изложение не с наиболее раннего, но с самого важного и содержательного с моей точки зрения фрагмента.

Знаю-знаю, слышу, не глухая, но как ты не понимаешь: то, что я говорю сейчас, совсем не то, что было тогда. Я говорю так, как вижу все сейчас, но тогда все было иначе. Даже слова теперь не те. Не знаю, откуда они взялись, эти новые слова, иногда кажется, что они с нами родились. Вот я твержу: «я», «я», «я»; я — то, я — се, но тогда мы не говорили «я», тогда бы я сказала «мы». Мы мыслили как «мы».

Мыслили… А к чему, о чем нам было мыслить? Мы и думали иначе, чем сейчас. Может, все эти «мысли» появились уже потом, когда из нас полезли монстры? Да-да, ты прав, ты всегда прав и от меня добиваешься правды, но такими уж мы вас видели и именно так вас называли. Монстры. Уроды, страшилы, калеки.

Когда было тогда? Откуда знать мне? Тогда было очень давно, лучше не сказать.

Пещеры стары. Ты их видел. Древние пещеры. Они высоко над морем, даже высокие волны не достают, даже самые большие. В шторм глянешь сверху на море, думаешь, оно — все, оно везде. А шторм ушел — и море на своем месте. Народ мы морской, моря не боимся. Оно нас создало. В пещерах тепло, сухо, на полу песочек, возле каждой пещеры живет большой огонь, который поедает сухие водоросли и ветки деревьев и никогда не умирает. Когда-то огня у нас не было. О тех временах рассказывают предания. Предания — наша история. Они передаются избранным, с хорошей памятью, а, состарившись, те пересказывают их следующим за ними. Помнят они каждое слово, которое им говорят.

То, о чем я сейчас говорю, не вошло ни в какие предания. Когда история передается молодым, она сперва пересказывается при всех нас, и кто-то может возразить: «Нет, это было не так», а другая скажет: «Да, именно так оно и было». И лишь когда все придут к согласию, мы можем быть уверены, что история передана правильно.

Хочешь узнать обо мне? Хорошо. Имя мое Мэйра. Родилась я в семье Хранителей Расщелины, как и моя мать, как и мать моей матери — слово «мать» для нас тоже внове. Если способна рожать каждая взрослая, то каждая и есть мать, и не нужно для этого специального слова. Семья Хранителей Расщелины — самая важная. Наш долг — следить за Расщелиной. Когда луна становится особенно большой и яркой, мы поднимаемся к Расщелине, где растут красные цветы. Мы срезаем эти цветы и бросаем их в воды ключа, который бьет там, наверху, спускаем их в Расщелину. Течет вода ключевая, течет наша кровь. То есть у тех из нас, кто не собирается рожать. Ладно, пусть будет по-твоему. Пускай это лунные лучи заставляют вытекать нашу кровь, а вовсе не красные цветы, падающие в Расщелину. Но мы-то знаем, что если не срезать эти маленькие красные цветы, мягкие, как пузырьки на водорослях, кровоточащие, если их раздавить, то не истечет и наша кровь.