Рассекающий поле - [26]

Мне кажется, ты – первый человек, которого я запомнил всего. Я раньше замечал, что людей запоминаю какими-то почти случайными фрагментами. А тебя моя память может перекручивать, как киноленту, – я наслаждаюсь, пересматривая любимые моменты. Вот ты лежишь на животе на полу, положив щеку на сложенные руки – и волосы закрывают один глаз. Я подбираюсь к твоему лицу, начинаю тебя целовать – и вот ты перекатываешься на спину, открывается твой хохолок…

Каждый мой мысленный сюжет о тебе заканчивался нашей близостью. Я пугался и страдал – я страдал, Марина! – потому что мгновенно привык касаться тебя каждую минуту. Если такие люди, как я, считаются разбалованными, – это жестоко. Нет, я не разбалованный, я – дорвавшийся.

Не было в том Волгодонске мне покоя, Марина, – ты мне мерещилась, десять раз на дню я видел тебя на улице – то в окне, то в проезжающем троллейбусе, то со спины, входящей в молочный магазин, куда я, помню, бегал еще пятилетним мальчиком. Чтобы сократить время отпуска, я старался раньше ложиться спать».

Марина ему написала. Рассказала, что они с подругой сходили в кино на фильм «Титаник», о котором сейчас так много говорят, что там много смешных моментов – например, когда ди Каприо околевает на глазах любимой, которая в конце концов с усилием отталкивает его прицепившийся труп. Дальше шло не менее остроумное описание поездки в деревню, что-то про семью. Сева бежал глазами в поисках строк, которые захочется перечитать. Да, там было, за что зацепиться, – письмо заканчивалось словами: «Любимый, когда же ты наконец приедешь! Я совсем не могу без тебя!» Сева тут же написал пламенный ответ. Через полторы недели пришло второе письмо – и снова репортажи. Уже без заветных слов в финале.

Дня через три мама сказала: «Севочка, может, конечно, нехорошо читать чужие письма, но я прочла письмо Марины к тебе, видя, как ты переживаешь, и скажу, что оно написано в обычном дружеском тоне…»

Сева взорвался.

8

Уезжал он из дома со скандалом – потому что было 18 августа и оставался еще месяц до начала учебы. Мама не понимала, объяснять ей Сева ничего не хотел. Нечего тут было объяснять. Сева сказал, что устроится на работу, – и уехал последним вечерним рейсом в 23.30. В четыре утра автобус прибыл на автовокзал в Ростове. Схватил сумку, пошел к переходному мосту, ведущему на Западный микрорайон, в расчете встретить ночной автобус. Дорога была пуста. Сева ждал, деньги на такси тратить не хотелось – взял совсем мало. Но через двадцать минут остановил машину и сговорился с водителем за полтинник. Выходя возле общежития, усмехнулся: «Хорошенькое начало». Стал стучать в закрытую на ночь алюминиевую дверь общаги, пока не проснулась вахтерша тетя Маша. Обругала так, будто он ломится каждую ночь.

Лифт не работал. На девятый этаж Сева поднимался неторопливо. В общаге не было ни души. Прошел по кафельной галерее между пролетами, на ходу доставая большой ключ от двери, которую за минуту мог открыть отверткой. Переступил обитый порог и включил свет. Со стен в щели подались тараканы. На стенах грязной желтизной бросились в глаза зеленоватые, местами отставшие обои. Роль штор выполняли две оранжевые тряпки, не скрывавшие облупившегося окна. Бросил сумку возле внутристенного шкафа. Сел в ободранное, но прикрытое приличным покрывалом кресло, закурил. Возникло ясное чувство потерянности в коммунальной вселенной. На полу стояла большая пыльная кастрюля. Сева протянул руку, чтобы заглянуть в нее. Плесень за месяц выросла почти до половины – он забыл вылить недоеденный суп. «Завтра, все завтра», – и, скинув джинсовую куртку, лег животом вниз на нерасcтеленную кровать. Как только рассвело, Сева вышел из комнаты и автобусом поехал в центр. Там он сел на транспорт до Аксая.

Когда Сева добрался до ее девятиэтажки, было почти девять утра, уже палило августовское солнце. Он ехал на автобусе и почти не встречал людей. Показалось, что сегодня он единственный, кто вернулся в этот город. Дверь открыла ее мама. Сказала, что Марина уехала на работу. «Она работает», – это была новость. Сева подробно расспросил, где ее найти. Так, гостиница «Турист», пятый этаж.

Поехал и теперь уже оказался в суете проснувшегося города. Эта бесконечная дорога. Приехал почти к одиннадцати. Поднялся на пятый этаж, пошел по коридору, прислушиваясь к голосам. Вот полуоткрытая дверь. В проеме видна часть голубого платья. Сева заглянул. Марина сидела за столом почти спиной к нему, она держала в руке ручку, перед нею лежал блокнот. С такими же вокруг стола сидели еще несколько женщин и мужчина. Он осторожно открыл дверь, все повернулись.

– Добрый день. Марина, можно тебя на минуту? – спросил Сева совершенно ровным голосом.

Она обернулась и вспыхнула. На лицах позади нее приподнялись брови. Извинилась и выскочила.

– Привет, – прошептала она горячим шепотом. – Пойдем отсюда. Пойдем скорее – я на несколько минут.

Быстро спустились по лестнице, вышли, огляделись – некуда идти. Просто зашли за гостиницу, и там Сева остановил и прижал к себе тело, мгновенно узнанное ладонями. Он прижимал ее и чувствовал, что все тело уже разговаривает с нею – а из горла слова не идут.