Распыление. Дело о Бабе-яге - [77]

Прищурившись, наставник наблюдал за ведьмой. Та, прямо в воздухе, начала трансформацию. Крылья усохли, шея истончилась и выскользнула из петли.

— Ловите её, дядя Базиль! — закричала Маша. — Уйдет…

— Не уйдет.

Вопреки угрозам превратить меня, Лумумба изменился сам. Нос его вытянулся клювом, из спины, прямо сквозь рубашку, проросли черные перья. Раскинув руки-крылья, он подмигнул нам, а потом сиганул на спину ведьме. Так, вдвоем, они и канули в бездну.

Мы с Машей одновременно подбежали к краю. Редкие газовые фонари нисколько не развеивали тьму на площади, ставшую еще более густой на фоне пожара. И там, в этой тьме, ворочалось что-то громадное, плотное, постоянно меняющее форму. Проскакивали синие молнии.

— Так мы ничего не увидим. — сказала Маша. — Нужно как-то спуститься.

— Прыгать слишком высоко. — я не мог оторвать взгляда от клубка тел. — Разобьемся.

— А здесь поджаримся.

Я оглянулся. Огонь, потушенный Лумумбой, разгорался опять. Местами крыша провалилась, и сквозь дыры вырывались языки пламени.

Пройдясь вдоль края, я обнаружил внизу балкон, на который можно было спрыгнуть, и позвал Машу.

— Что-то ты не очень рад тому, что Лумумба воскрес, а? — спросила она, ловко приземлившись за ограждением. Под моим же весом балкон жалобно затрещал, и я поспешил перелезть на водосточный желоб, обхватив его руками и ногами.

— Ты не понимаешь. — стена была горячей, как в хорошо натопленной бане. — Ты не знаешь, что я чувствовал, когда думал, что он погиб…

Маша, выждав, пока освободится место, тоже перелезла на трубу.

— Я-то как раз понимаю. Не хуже тебя, между прочим. Представь, каково мне было, когда Зверь появился прямо здесь, в Пеликане? — я, кряхтя, перебрался на подоконник, за которым не было огня. Помог Маше. — Чурбан вислоухий. — буркнула она. — Только о себе и думаешь.

Подоконник был широкий, и мы остановились, переводя дух.

— Сама чурбан. Никакого сочувствия от тебя… Кажется, здесь можно перелезть на дерево. Оно, по крайней мере, не горит.

Подтянув к себе толстую ветку, я подсадил на нее Машу.

— Понимаешь, я теперь никогда не смогу доверять ему безоглядно. — уцепившись руками за ту же ветку, попытался подтянуться. Маша, ухватив меня за шиворот, помогала.

— Наконец-то слышу слова не мальчика, но мужа. А то были опасения, на всю жизнь инфантилом останешься, — сказала она, когда я уселся рядом на ветке.

— Я не инфантил.

— А тогда не ной, как маленький.

— А я и не ною, а делюсь переживаниями.

Никак не могу понять: это ветка качается на ветру, или у меня голова кружится?

— Очень тронута. Теперь захлопни пасть и давай руку. А то свалишься, как мешок с дерьмом.

— Злая ты.

— Не мы такие, жизнь такая.

Обдираясь о жесткую кору, перемазавшись в смоле, мы спустились на землю и припустили к месту битвы.

Вокруг площади стеной стоял народ. Задние ряды упрямо вытягивали головы, мальчишки гроздьями облепили фонарные столбы и деревья. Любая возвышенность пользовалась огромным спросом — никто не хотел упустить хотя бы мгновения из эпической битвы Бабы Яги с Лумумбой. Точнее, это мы с Машей знали, что там происходит на самом деле. Остальным, кому не посчастливилось присутствовать на горящей крыше, оставалось только гадать. Версии выдвигались различные.

— У ей там, в подвале, зверинец был. — вещал со знанием дела старичок в теплом меховом жилете и косоворотке. — Бестиарий, по научному. Для опытов. А как пожар начался, бестии и вырвались. Теперь территорию делят.

— Да не, какие бестии? — возражал деду мужик с черной окладистой бородой. — Ты чот, дед Илюша, путаешь. Морок это. Приблудный маг наколдовал, шоб народ пужать.

— Морок, гришь? — щурилась рядом тетка в цветастом платке. — Дак иди, сунь руку в евонну пасть. Поглядим, какой это морок…

Мы, работая локтями, продвигались к центру площади.

— Почему они не разбегаются? — спросил я. — Это может быть опасно.

— Надоело. — Маша застряла меж двух толстых теток, пришлось ей помочь. — Устал народ бояться. Чувствуют, что дело к развязке, и хотят всё своими глазами увидеть.

— Сдается мне, на нашу казнь с не меньшим любопытством смотрели бы.

— Тише ты, дубина. Радуйся, что нас пока никто не узнал…

И то верно. Что-то я слишком быстро успокоился. Как увидел, что драгоценный учитель жив-живехонек, так и расслабил булки. А рано. Он ведь может и не победить…

— Ты дракона в небе видал? — спросили прямо над ухом. — Вон та зеленая бестия — дракон и есть. — голос вещал не мне, а кому-то другому. — Если он того черного гада победит — мэром станет.

— Совсем, баклан, с глузду двинулся? Как это: дракона — в мэры? Еще скажи, в президенты.

— А чё? Ты представь, кум: тут тебе и воздушные силы, и артиллерия в одном флаконе. Да с таким мэром мы и Берлин по новой завоюем, и Рейхстаг возьмем!

— А жрет он сколько, ты думал? На одних коровах разоримся.

— По честному, драконам не коровы нужны, а телочки молоденькие. — кто-то глумливо заржал. — Если вы понимаете, о чем я…

Оставив спорщиков позади, мы наконец протолкались в первый ряд. Несколько секунд я пристально всматривался в противников, стараясь разобрать, кто из них кто. Света было мало. Только от горящего Пеликана. Да еще некоторые предприимчивые граждане, наломав веток и поджегши от пожара, размахивали ими вместо факелов.