Распятие невинных - [8]

Анастасия и остальные Романовы? Они зашили в одежду свои драгоценности, бриллианты, все ценное, что могли, но это их не спасло.

Она помнила тепло целой горсти необработанных, но очень чистых алмазов. Да, в ладони они казались теплыми. Завернутые в черный бархат, они теперь спрятаны в сейфе банка в Эдинбурге и ждут своего часа для их дочери. Алмазы были в безопасности, но она сама — нет. Слезинка от боли напомнила об уязвимости ее собственной жизни.

— У меня есть для вас подарок… Мы нашли это в вашей комнате — кольцо и часы. Я их принес.

Указательный палец опять шевельнулся.

— Вот кольцо. Я подумал, что оно серебряное, но ювелиры утверждают, что это голубой алмаз в платине, единственный в своем роде. Почему же при этом богатстве вы жили в такой дыре?

Ответа не было.

— А часы принадлежат тому же человеку, который подарил кольцо?

Большой палец дернулся. Дважды.

— Ладно. — Голос звучал примиряюще. — Просто надо позаботиться, чтобы они не попали в чужие руки. В больницах вещи часто пропадают.

Четыре-пять движений указательным пальцем.

Молчание затянулось.

— Анна, вы хотите сказать, чтобы пока они хранились у меня?

Одно движение указательным.

— Хорошо, я их сохраню, обещаю.

Она услышала, как скрипнул стул и он поднялся.

— А малышка выглядит чудесно. Для меня они все на одно лицо, но медсестры считают, что она хорошенькая. Вы уже придумали ей имя?

Она слышала, как он подошел к детской кроватке.

— Можно, я ее возьму?

Ей казалось, что сердце сейчас выпрыгнет у нее из груди. Надо просто очень сосредоточиться, и он должен понять! Она подняла указательный палец.

— Вы только посмотрите, кто там у нас! Ну не надо плакать. — Его голос изменился. — А вы уже видели… извините, держали ее?

Ну пожалуйста! Большой палец. Боже, сделай так, чтобы он понял! Ради всего святого!

— У нее голубые глаза, светлые волосы. Очень хорошенькая. Похожа на маму.

Она подняла большой палец — он этого знать не может! — и повернула голову в его сторону, насколько позволяла повязка.

Ради всего святого!

— Ну вот.

Его голос был совсем близко. Она почувствовала запах мяты и поняла, что он недавно чистил зубы. Повязка не давала пальцам двигаться больше чем на пару дюймов, и она почувствовала, как он приложил их к чему-то теплому, дышавшему рядом с ней.

— Анна, познакомься, это твоя дочь. Малышка, это твоя мама.

Головка ее дочери! Ее пальцы, сначала непослушные, слегка коснулись бугорков, пульсирующих жилок, родничка… Она видела на ощупь, как видят слепые, и теперь могла представить крошечные бровки, реснички, пухленькие щечки. Своей дочери.

— А потрогайте вот это. — Он чуть передвинул ее пальцы.

Крошечная ручка. Ее дочери.

— Вы не представляете, какие они у нее маленькие. — Он говорил о ребенке как о своей дочери. — У моего брата были руки как лопаты. Когда нас фотографировали, он всегда прятал их в карманы.

Она уловила, что он говорил о брате в прошедшем времени и с грустью. Тот умер молодым? Но он сам еще очень молод — не исключено, что моложе ее.

После небольшой паузы он продолжил:

— Такая маленькая и такая полная жизни. — Он снова помолчал. — Даже непонятно, как они выживают, — потрясающая тяга к жизни. Бывалые полицейские рассказывают о разных случаях с детьми: знаете, жестокое обращение, недоедание, издевательство, — но каким-то образом они выкарабкиваются. Как говорится, главное — дышать, а остальное приложится.

Он замолчал, и пауза затянулась. Наконец он заговорил, но голос звучал отстраненно и печально:

— Как вы думаете, умирание — это пассивный процесс? Когда нет больше сил терпеть, вы перестаете дышать. Может, смерть еще в раздумье, а вы позволяете ей забрать себя? Но моя мать…

Она чувствовала, что он сдерживает слезы. Пока он пытался взять себя в руки, было слышно, как работает аппарат искусственного дыхания.

— Моя мать… знаете, у нее рак. Теперь многие им болеют. Но умрет она не от него, а потому, что не выдержит сердце. От потери любимого сына лекарства нет. И она решит уйти. Если бы Робби не погиб, решение могло быть другим… — Она попыталась найти пальцами его руку на одеяле. — Потому что тогда было бы для чего жить. Он был ее любимым сыном. Я не могу отделаться от мысли, что, когда она узнала о его смерти, ее первой реакцией было: «Почему Робби? Почему не Ал?»

Он замолчал. В коридоре раздался звук вызова, захлопали двери, кто-то пробежал в реанимацию. Еще одна человеческая драма.

— Как бы там ни было, жизнь продолжается.

Она почувствовала легкое прикосновение ко лбу, слишком быстрое, чтобы сразу его понять.

Он ее поцеловал.

Его мать умерла.

Он сидел на берегу с пакетиком отсыревших чипсов и машинально отправлял их в рот. После изнуряющей жары предыдущей недели небо затянулось тучами, а резкий ветер с Атлантики поднял уровень воды в Клайде. Открывавшийся вид было трудно назвать успокаивающим: вечность серого цвета.

Ее смерть была простой: она не цеплялась за жизнь, никакого отчаяния в последние минуты.

Как обычно перед сном, Макалпин заглянул к ней в спальню пожелать спокойной ночи — она выглядела спокойной. Он перевел взгляд на тумбочку, где стоял пузырек с сульфатом морфия, и увидел, что тот пуст. Ее предательство ранило больнее всего. Потеря любимого сына порвала единственную ниточку, которая связывала ее с жизнью; она не могла ее продолжать ради нелюбимого.