Распутин. Тайна его власти - [100]

Уже во время вынужденного отдыха в Покровском он понял, что должен остерегаться публичных заявлений на этот счет. И стал посылать царю, — еще находясь в Покровском, телеграммы следующего содержания: «Сила могущества исходит из Твоего сердца, Божья матерь охраняет Тебя и незримо помогает Твоей армии…» и: «…Милость божья снизойдет к тебе, а твоя рука — это победный меч для всех. Григорий Новый».

По указанным причинам Распутин больше не говорит ни слова о заключении мира. Кроме того, недавно царица попала под подозрение, будто она выступает заодно с немцами, из-за неловкой попытки со стороны Германии провести сепаратные мирные переговоры. Распутин теперь стал особенно осторожен, и поддерживает на словах все, что связано с военными действиями. А в предвкушении собственной выгоды на этот раз он делает это очень убедительно. В немецких документах того времени можно даже найти указание на то, что Распутин (1916) был «куплен англичанами». Не как «агент», так как Англия — союзник России, а скорее как человек, извлекающий выгоду из войны.

Теперь Распутин интересуется уже почти каждым шагом, предпринимаемым в Генеральном штабе. Царица, непоколебимая в своей вере, что в лице Распутина имеет Святого, думает, что только с его благословения война в каждой отдельной фазе закончится успехом. Письма, в которых царь сообщает ей о планах на фронте, Александра пересылает Распутину, чтобы тот, в самом прямом смысле слова, мог «благословить» эти планы. Сначала — это советы, потом заклинания и, наконец, приказы, которые формулирует Александра, передавая мысли Распутина. Разве он ей не говорил, какая она умная — «вторая Екатерина II», и что теперь, оставшись в столице в одиночестве, она должна направить весь свой талант «на благо страны»?

«Теперь, чтобы я не забыла, — пишет царица 15 ноября 1915 года, — наш друг (Распутин) требует (!) на основании своего ночного видения, чтобы ты дал приказ о наступлении под Ригой. Это необходимо. Он полагает, что это так важно именно сейчас и убедительно просит тебя начать наступление».

Многие считают, что государыня потеряла рассудок. Но все же надеются, что царь игнорирует ее указания. В Москве демонстранты открыто выходят на улицу. Они несут портреты царя и царицы, требуют сослать Александру в монастырь, свергнуть Николая и заменить его Великим князем (лучше всего Николаем Николаевичем, который пользуется авторитетом и популярностью в народе), а Распутина повесить.

Французский посол Палеолог оставил в своем дневнике запись о том, какое настроение царило в то время в Думе. Все либерально настроенные министры были заменены консервативными. Милюков, лидер конституционных демократов, провозгласил: «Мы — не оппозиция против Его Императорского величества, но мы являемся оппозицией его Императорского Величества!» Этим он хотел сказать, что только освобождение царя из-под влияния его неудачных советников и поддержка Думы в духе конституционной монархии могут спасти его власть. «А с глазу на глаз, — завершает Палеолог свои записи, — он мне сказал: „Насколько это зависит от нас, во время войны мы не допустим революции. Но уже скоро может случиться так, что от нас это больше не будет зависеть…“».

Генерал Иванов, командующий Юго-Западным фронтом, стараниями Распутина смешен с поста. Даже генерал Брусилов, который командует на этом участке фронта, не может объяснить такое решение. Известно ли ему, что оно принято на пьяной пирушке Распутина? Когда генерал немного позже прибывает в Генеральный штаб, то застает в гостях у Николая II царицу. Она просит, чтобы Брусилов зашел к ней. Генерал так вспоминает об этой странной встрече: «Она приняла меня довольно холодно и спросила, подготовился ли я к наступлению. Я возразил, потому что подготовка еще не завершена. Однако надеюсь, что мы сможем победить врага еще в этом году. После чего она поинтересовалась, когда я приступлю к планируемому наступлению. Я ответил, что это целиком и полностью зависит от обстановки и от секретной информации, которую я не держу в памяти. Затем она дала мне портрет святого Николая…»

Брусилов, один из способнейших генералов русской армии, не догадывается, почему царица его так холодно принимает. Распутин, а значит и Александра, обиделись на генерала за то, что он проигнорировал один из ее советов о прекращении наступления, переданный ему на основании «видения» Старца.

Распутин проявляет все больший интерес к военным действиям. Однажды он советует «наступать под Либавой», затем требует снова изменить стратегию, «так как враги этого ожидают, нужно их ввести в заблуждение…»

То, что Распутин оказывает на царя ощутимое влияние в этих вопросах, можно подвергнуть сомнению. Но тот факт, что царица владеет информацией, которой она ни с кем не имеет права делиться, достаточно опасен.

«…Но пожалуйста, пожалуйста не говори ни с кем об этом, — умоляет Николай жену в конце своих писем, — и даже с Нашим Другом»… Или еще более настойчиво: «Ответственность несу я, и я не хотел бы никакого вмешательства извне…»

Но может ли позволить Александра, чтобы муж предпринял хотя бы шаг, не получив благословения «Нашего Друга, которому все дано свыше»? Может ли она подозревать, что Распутин наводит справки о какой-то военной операции, потому что Манус в той или иной области спекулирует участками земли и хочет знать от Распутина, имеет ли смысл такая сделка? Но разве может Распутин сам рассудить, только ли вопрос о спекуляции земельными участками связан с ожидаемым из Генерального штаба ответом или речь идет о более важных вещах…