Распутин - [28]

Шрифт
Интервал

— А мы все пойдем в сад… — весело сказала совсем ожившая императрица. — Сегодня по случаю приезда дорогого гостя занятий не будет, mister Gillard… — обратилась она к швейцарцу, который только молча поклонился в ответ. — Дети, Аня, идем… Мы покажем нашему другу новые посадки…

И когда все вышли на залитую солнцем и всю уставленную цветами террасу, государыня, шедшая с Григорием после всех, взяла его за руку, крепко пожала ее и, благодарно глядя на него напряженно сияющими глазами, проговорила тихо:

— Ты не можешь представить, как я благодарна тебе за твой приезд!.. Я прямо точно из могилы встала… И посмотри на Алексея: правда, очень мил?

— Чего там: мальчонка хоть куды!.. — отозвался Григорий. — Небось: покедова я жив, ничего не будет. Все будет на своем месте… Так-то вот. И раньше бы я к тебе приехал, да на день в пути задержался: знакомого встретил, Саломатина графа — так, пустой мужик, а между прочим, возвеличивает себя нись как… Ну, вот и заехали с ним к сестре его — она у его замужем за губернатором окшинским… — Ему вспомнились задорные глаза вице-губернаторши. — Ну, губернатор парень ничего, сурьезный — таких тебе следовало бы поближе иметь… И так-то накормил на дорогу, что надо бы лутче, да некуда…

И все спустились в залитый солнцем парк, в котором каждое деревце, каждый кустик, каждая веточка были предметом бесконечных забот невидимых людей и выглядели совсем как настоящие, свободно выросшие деревья, кустики, веточки…

IX

МОЛОДЕЖЬ

В небольшом старом садике перед старым дворянским двухэтажным домиком, под развесистой липой за столиком, который когда-то был зеленым, сидят на стареньких плетеных стульях старичок со старушкой: Иван Николаевич Гвоздев, бывший управляющий казенной палатой в Окшинске, с добродушным, круглым, чисто выбритым лицом и большой лысиной, окруженной какими-то пушистыми, совсем белыми волосами, в очень широком чесучовом костюме, читает «Русские ведомости»>{55}, а его супруга Марья Ивановна, благообразная старушка в строгих очках, согнулась над каким-то рукоделием. За сереньким покосившимся и щелястым забором и кустами отцветающей и запылившейся сирени — дождя что-то давно не было — мирно дремлет на солнышке Окшинск, внизу виден светлый изгиб реки, а за рекой — синие дали.

У раскрытого окна в нижнем этаже усердно стрекочет на машинке Феня, девушка лет девятнадцати с прелестными печальными глазами на бледном и миловидном личике.

— Ах да брось ты свои газеты, Иван Николаич! — досадливо проговорила старушка. — Ну чего ты зря-то глаза тупишь? Чего ты там не видал?

— Не видал… — не отрываясь, усмехнулся старик. — Надо же за жизнью следить…

— Ты глаза-то пуще береги, а следить за делом у нас, слава Богу, есть кому и без тебя… — отвечала старушка. — Начитаешься всякого, а потом как с кем из приятелей сойдетесь, и давай спорить да кричать, словно студенты какие…

— Ну, ну, ну… — примирительно отозвался Николай Иванович. — Сейчас кончаю…

Серенькая разбитая калиточка хлопнула, и во двор вошли высокий стройный и очень корректный старик и молоденький студент с черными кудрями, по всей видимости, большой забияка и хохотун. Это был старый друг семьи Гвоздевых, когда-то очень богатый, а теперь совершенно разорившийся помещик Галактион Сергеевич Похвистнев. Студент был его сын Володя.

— А-а, гости дорогие! — тихонько воскликнула Марья Ивановна. — Милости просим…

— Добрый вечер, Марья Ивановна… — очень вежливо отозвался Галактион Сергеевич, почтительно целуя ее руку. — Ивану Николаевичу мое почтение… Серафима Васильевна просила кланяться…

— Что же вы ее с собой не взяли? Володя, здравствуй…

— Ко всенощной собирается к Николе-на-Поле… — отвечал Галактион Сергеевич. — Говорит, как к Марье Ивановне попадешь, так непременно засидишься и службу пропустишь…

— Ну уж тоже… — махнула рукой Марья Ивановна. — Попили бы чайку да и пошли бы вместе. Я тоже люблю к Николе ходить — уж очень проникновенно отец Сергий служит… Да и хор такой хороший…

— Ну как поживаете, Иван Николаевич?

— Ничего бы, да вот все Марья Ивановна за газеты меня пилит. Не дает читать да и шабаш!

— А Ваня дома? — спросил Володя хозяйку.

— Дома. К экзамену готовится, должно быть… Иди к нему… Напевая что-то, Володя уносится в дом.

— Нет, а читали сегодня, Галактион Сергеич, как наш посол-то англичанам нос утер? — спросил Иван Николаевич. — Ежели, говорит, Великобритания не желает уважать интересов России добровольно, то у нас всегда найдутся средства заставить уважать их… А? Прямо вот точно расцеловал бы его…

— Да, правительство твердо ведет русскую линию… — отозвался Галактион Сергеевич. — Давно бы так надо… А вы что же это вчера в клуб не пришли?

— Да у Кузьмы Лукича засиделся… — отвечал Иван Николаевич. — Он только что из Нижнего вернулся. Ярмарку в этом году ожидают богатейшую, так вот и ездил распорядиться. А вчера обедать позвал. Ну и засиделись. Вот моя Марья Ивановна, ежели там угостить кого придется, лицом в грязь не ударит, но и его Клавдия Григорьевна тоже — У-у-у! Какой ботвиньей, батюшка, вчера нас она накормила, цыплята какие были!.. Ну и винцо, конечно, на совесть. Умеет угостить Кузьма Лукич, говорить нечего… А мне в подарок бочонок икры зернистой привез — не икра, а одно слово: мечта! Я и говорю ему: что это вы, батюшка Кузьма Лукич, как старика балуете? Нам, отставным чинушам, к такой роскоши приучать себя не следует: не по карману. Ну какая там роскошь, смеется. Это у нас здесь говорят: ах, икра, икра! А там, на Волге-то, ее хоть целую баржу бери по рупь двадцать фунт самый первый сорт… Ты бы, Марья Ивановна, пошла бы насчет закусочки распорядиться, а? И икорки поставь, попробуем… Да с ледком, смотри!


Еще от автора Иван Федорович Наживин
Казаки

Роман "Казаки" известного писателя-историка Ивана Наживина (1874-1940) посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России - Крестьянской войне 1670-1671 годов, которую возглавил лихой казачий атаман Степан Разин, чье имя вошло в легенды.


Глаголют стяги

Иван Фёдорович Наживин (1874—1940) — один из интереснейших писателей нашего века. Начав с «толстовства», на собственном опыте испытал «свободу, равенство и братство», вкусил плодов той бури, в подготовке которой принимал участие, видел «правду» белых и красных, в эмиграции создал целый ряд исторических романов, пытаясь осмыслить истоки увиденного им воочию.Во второй том вошли романы «Иудей» и «Глаголют стяги».Исторический роман X века.


Круги времён

Покорив Россию, азиатские орды вторгаются на Европу, уничтожая города и обращая население в рабов. Захватчикам противостоят лишь горстки бессильных партизан…Фантастическая и монархическая антиутопия «Круги времен» видного русского беллетриста И. Ф. Наживина (1874–1940) напоминает о страхах «панмонгольского» нашествия, охвативших Европу в конце XIX-начале ХХ вв. Повесть была создана писателем в эмиграции на рубеже 1920-х годов и переиздается впервые. В приложении — рецензия Ф. Иванова (1922).


Во дни Пушкина. Том 2

К 180-летию трагической гибели величайшего русского поэта А.С. Пушкина издательство «Вече» приурочивает выпуск серии «Пушкинская библиотека», в которую войдут яркие книги о жизненном пути и творческом подвиге поэта, прежде всего романы и биографические повествования. Некоторые из них были написаны еще до революции, другие созданы авторами в эмиграции, третьи – совсем недавно. Серию открывает двухтомное сочинение известного русского писателя-эмигранта Ивана Федоровича Наживина (1874–1940). Роман рассказывает о зрелых годах жизни Пушкина – от Михайловской ссылки до трагической гибели на дуэли.


Душа Толстого. Неопалимая купина

«Душа Толстого» — биографическая повесть русского писателя и сподвижника Л. Н. Толстого Ивана Федоровича Наживина (1874–1940). Близко знакомый с великим писателем, Наживин рассказывает о попытках составить биографию гения русской литературы, не прибегая к излишнему пафосу и высокопарным выражениям. Для автора как сторонника этических взглядов Л. Н. Толстого неприемлемо отзываться о классике в отвлеченных тонах — его творческий путь должен быть показан правдиво, со взлетами и падениями, из которых и состоит жизнь…


На рубежах южных

Перед вами уникальная в своем роде книга, объединившая произведения писателей разных веков.Борис Евгеньевич Тумасов – русский советский писатель, автор нескольких исторических романов, посвященных событиям прошлого Руси-России, – «Лихолетье», «Зори лютые», «Под стягом Российской империи», «Земля незнаемая» и др.Повесть «На рубежах южных», давшая название всей книге, рассказывает о событиях конца XVIII века – переселении царским указом казаков Запорожья в северо-кавказские степи для прикрытия самых южных границ империи от турецкого нашествия.Иван Федорович Наживин (1874–1940) – известный писатель русского зарубежья, автор более двух десятков исторических романов.Роман «Казаки», впервые увидевший свет в 1928 году в Париже, посвящен одному из самых крупных и кровавых восстаний против власти в истории России – Крестьянской войне 1670–1671 гг., которую возглавил казачий атаман Степан Разин.


Рекомендуем почитать
В запредельной синеве

Остров Майорка, времена испанской инквизиции. Группа местных евреев-выкрестов продолжает тайно соблюдать иудейские ритуалы. Опасаясь доносов, они решают бежать от преследований на корабле через Атлантику. Но штормовая погода разрушает их планы. Тридцать семь беглецов-неудачников схвачены и приговорены к сожжению на костре. В своей прозе, одновременно лиричной и напряженной, Риера воссоздает жизнь испанского острова в XVII веке, искусно вплетая историю гонений в исторический, культурный и религиозный орнамент эпохи.


Недуг бытия (Хроника дней Евгения Баратынского)

В книге "Недуг бытия" Дмитрия Голубкова читатель встретится с именами известных русских поэтов — Е.Баратынского, А.Полежаева, М.Лермонтова.


Морозовская стачка

Повесть о первой организованной массовой рабочей стачке в 1885 году в городе Орехове-Зуеве под руководством рабочих Петра Моисеенко и Василия Волкова.


Тень Желтого дракона

Исторический роман о борьбе народов Средней Азии и Восточного Туркестана против китайских завоевателей, издавна пытавшихся захватить и поработить их земли. События развертываются в конце II в. до нашей эры, когда войска китайских правителей под флагом Желтого дракона вероломно напали на мирную древнеферганскую страну Давань. Даваньцы в союзе с родственными народами разгромили и изгнали захватчиков. Книга рассчитана на массового читателя.


Избранные исторические произведения

В настоящий сборник включены романы и повесть Дмитрия Балашова, не вошедшие в цикл романов "Государи московские". "Господин Великий Новгород".  Тринадцатый век. Русь упрямо подымается из пепла. Недавно умер Александр Невский, и Новгороду в тяжелейшей Раковорской битве 1268 года приходится отражать натиск немецкого ордена, задумавшего сквитаться за не столь давний разгром на Чудском озере.  Повесть Дмитрия Балашова знакомит с бытом, жизнью, искусством, всем духовным и материальным укладом, языком новгородцев второй половины XIII столетия.


Утерянная Книга В.

Лили – мать, дочь и жена. А еще немного писательница. Вернее, она хотела ею стать, пока у нее не появились дети. Лили переживает личностный кризис и пытается понять, кем ей хочется быть на самом деле. Вивиан – идеальная жена для мужа-политика, посвятившая себя его карьере. Но однажды он требует от нее услугу… слишком унизительную, чтобы согласиться. Вивиан готова бежать из родного дома. Это изменит ее жизнь. Ветхозаветная Есфирь – сильная женщина, что переломила ход библейской истории. Но что о ней могла бы рассказать царица Вашти, ее главная соперница, нареченная в истории «нечестивой царицей»? «Утерянная книга В.» – захватывающий роман Анны Соломон, в котором судьбы людей из разных исторических эпох пересекаются удивительным образом, показывая, как изменилась за тысячу лет жизнь женщины.«Увлекательная история о мечтах, дисбалансе сил и стремлении к самоопределению».