Больше им не удалось перемолвиться ни словечком. Уже через пять минут Ставский во главе поредевшего отряда особой важности бежал к канонерской лодке, пытаясь вспомнить на ходу – что такое текила, и с чем её едят. Вся его деятельная, любознательная натура требовала продолжения «банкета», чувствуя прикосновение к тайне. Ради разгадки, положительно, стоит поберечься! Он обязательно выживет и узнает, кто этот таинственный доктор, лицо которого ему кажется таким до боли знакомым…
Историческая справка:
Илларион Михайлович Ставский покончил жизнь самоубийством 27-го августа 1927 года в туберкулезной больнице города Изберге во Франции.
Ему посвящен очерк А.И. Куприна «Полковник И.М. Ставский».
Отрывок:
«Истинный воин, по призванию, он после карпатского отката армии решил, ради ближайшего участия в войне, перевестись в пехоту. Это удалось ему после больших усилий. Сравнительно с пехотой, инженерные войска считались привилегированными, и для главного начальства понятен был перевод из высшей части в низшую лишь по дурной аттестации. Тем не менее в 1916 году И. М. Ставский вступил в партизанский отряд Пунина, в котором он командовал конно-саперной командой. После смерти Пунина – уже при Керенском – И. М. принял командование этим отрядом… При отступлении, в начале 1918 года, он разделил свой отряд на три части. Из них одна обошла Чудское озеро в северном направлении через Нарву, другая – с юга через Псков; Ставский же, с третьей частью, перешел озеро в самом узком месте, привлекая на себя внимание немцев, по льду, и засел в деревне Самблово.
Преследуя Ставского, немцы перешли вслед за ним озеро и попали в ловко стянувшийся мешок, поплатившись множеством пленных, пулеметов и снаряжения.
Это была последняя схватка с немцами на Северо-Западном фронте.»
Офицер и сам брал в руки перо:
«…Если воззвание к христианским чувствам ныне не достигает до сердец культурных людей, то есть же – черт побери – у них человеческое достоинство?
И страшная жизнь безвольных, бессудных, бесправных миллионов людей проходит ведь не в дурных сновидениях мира, не в ужасной книге, не на Луне или Марсе, а здесь, на маленькой прекрасной Земле, всегда знавшей тяжесть страдания, великую цену сострадания и благостную помощь твердой руки в час катастрофы.»
Отношения взрослых людей, особенно мужчин и уж тем более военных – это всегда открытая или негласная борьба за право быть первым парнем на деревне. Через одежды светского этикета, приличных манер и правил хорошего тона, как чернила сквозь промокашку, проступает соперничество приматов.
Сословное общество идеально шлифует первобытные инстинкты, деля весь мир на условно своих и безусловно чужих, добавляет к иерархии особей иерархию групп, где нормой поведения считается плохо прикрытое стадное презрение к другим кастам. Так и офицерское сообщество традиционно свысока относилось к гражданским, соизволяя общаться с ними по долгу службы, но не допуская панибратства.
Следуя по этой хорошо накатанной колее, офицеры отряда смотрели на «коллежского асессора» снисходительно даже после эффектно продемонстрированных приёмов рукопашного боя начала XXI века и наглой военной операции с переодеванием, непривычно-возмутительной для военных диверсантов того времени. Только особо наблюдательные Грибель, Ставский и Зуев обратили внимание на знания доктора, выбивающиеся из привычного представления о партикулярных чинах. Остальные, не забивая голову аналитикой, продолжали вести себя, как напыщенные павлины перед скромной по оперению птичкой, не признав в ней опасного хищника.
Всё изменилось в мгновение ока. Гордый, бравый, удалой офицер вдруг нашёл себя в окровавленных бинтах беспомощно распластанным на лежанке, сооруженной на скорую руку из подручных средств. Над ним возвышался «шпак» в белом халате, с пугающими до дрожи медицинскими инструментами в руках.
Отношения врача и пациента традиционно напоминают родительско-детские. Врач, как и родитель, лучше знает, что для пациента важно. Есть предписания, и их надо выполнять. Обсуждать тут нечего! Казалось бы, простые, понятные условия. Но попробуйте втиснуть себя в их прокрустово ложе, если вознеслись на кастовый Олимп и не собирались с него спускаться.
Весь этот душевный дискомфорт органично накладывался на физические страдания. Раненые выглядели и чувствовали себя глубоко несчастными, чего нельзя сказать о Григории, ощутившем впервые за последнее время почву под ногами. Вместо общения с царскими военачальниками, отягчёнными букетом комплексов и условностями, непонятными жителю XXI столетия, вместо разработки армейских операций, о чем Григорий имел только теоретическое представление, у него появилась возможность реального применения врачебных навыков. Обстановка в импровизированном госпитале – спартанская, медикаменты и оборудование – допотопные, но на организацию работы и оказание первой помощи это никак не повлияет.
Два десятка стрелков отряда, отряженные Ставским в госпитальную команду, первоначально сбились в кучу, не понимая, что делать, но услышав начальственный рык с привычными русскими идиоматическими оборотами, забегали, словно ужаленные в афедрон, превращая сиротливое полуразгромленное здание в деятельный муравейник.
