Распущенные знамёна - [2]

— Я не хочу. Купайся один. Я тебя тут подожду.

Вода казалась удивительно тёплой, хотя на самом деле вряд ли превышала двадцать градусов. Артур, размашисто выбрасывая вперёд то одну, то другую руку, всё дальше уплывал от берега. Когда ногу свело судорогой Артур, стараясь не поддаваться панике, набрал в грудь как можно больше воздуха и нырнул, безжалостно вонзая ногти в онемевшую икру. И ведь отпустило! Артур рванулся к поверхности, но ударился обо что-то головой, может, о колокол, гул которого у него в голове прекратился лишь с потерей сознания…

Ларочка сидела на песке, обняв колени руками. Своего спутника она уже давно потеряла из виду, и теперь просто смотрела на лунную дорожку, переливающуюся на глади моря. Она не сразу сообразила, что Артур как-то уж очень долго плавает. А когда сообразила, то встала и пошла к кромке прибоя, долго всматривалась, но так никого и не разглядела среди накатывающих на берег волн. Кричать и звать на помощь поостереглась. Будучи женщиной рассудительной, посчитала, что мужчинку, конечно, жаль, но, видно, судьба у него такая. Криком она ему теперь точно не поможет, а к себе ненужное для замужней женщины внимание привлечёт. И, огорчённая, но уверенная в своей правоте, ушла с пляжа, не притронувшись к сиротливо лежащей на песке одежде. На другой день полиция её, разумеется, допросила, но она ответила, что с Артуром рассталась сразу после дискотеки, и с тех пор больше его не видела…

* * *

Артур сидел на лежанке, прикрывшись лоскутным одеялом. Подошла бабка.

— Оклемался, паря?

— Да, вроде… — не совсем уверенно ответил Артур, и, чуть смущаясь, спросил: – А где у вас туалет?

Этот, казалось бы, простой вопрос бабку неожиданно развеселил.

— Какие у нас тут туалеты? В их городские барышни наряжаются, а нам они ни к чему. — Потом посмотрела на обалдевшего от непонимания Артура и сжалилась: – Может, тебе до ветру треба?

Артур опять мало что понял, но на всякий случай кивнул. Бабка хмыкнула, отошла, вернулась, держа в руках затрапезного вида штаны. Кинула их Артуру. — Прикрой срам! — Дождалась, пока тот натянет штаны прямо на голое тело. — Пойдём, покажу.

Они вышли на улицу, и бабка указала костлявым пальцем в сторону каких-то кустов. — Нужник там! — Добавила уже в спину: – Лопух по дороге сорви, коли нужда большая…

Нужник выглядел гораздо хуже, чем можно было вообразить. Но разве у Артура был выбор? И с лопухом он оскандалился: чёртов лист просто размазал попавшее в него содержимое по нижним полушариям. Пришлось, прикрывшись штанами, отступать в сторону моря. У самой воды Артур бросил штаны на песок, а сам стремглав устремился в воду. Заодно и искупался.

На берег вышел вполне умиротворённый. От избы тянуло ухой.

Когда сел за стол, бабка поставила перед ним деревянную миску с похлёбкой, рядом положила деревянную же ложку и ломоть хлеба. Ещё на столе лежала порезанная на куски луковица и стояла деревянная солонка. Бабка и Тимоха ели уху вприкуску с луком, который обмакивали в соль. Артур к луку не притронулся. Зачерпнул ложкой похлёбку и откусил от хлебного ломтя. Чуть сразу не выплюнул – такой хлеб был невкусный. Поспешил отхлебнуть из ложки, — уха по счастью оказалась вполне съедобной – и только вместе с горячей жижей сумел пропихнуть в горло кусок. Бабка осуждающе поджала губы, но от комментариев воздержалась.

«Какими же сволочами были коммуняки! — со злостью думал Артур. — До чего народ довели? Уж двадцать лет как крякнуло ГКЧП, а люди всё из бедности вылезти не могут!» Хлеб он больше не ел, зато уху выхлебал без остатка. Бабка молча взяла пустую чашку, вышла на улицу, где на низком огне томился котёл с ухой, и вернулась с добавкой.

После второй порции пришло насыщение. Артур отодвинул чашку в сторону и весело воскликнул:

— Спасибо, хозяюшка!

— На здоровьице! — без улыбки ответила бабка.

Из-за стола все потянулись на улицу. Тимка враз умчался по своим мальчишечьим делам, а бабка присела на завалинку. Артур примостился рядом.

— Эх, — прищурилась на солнце бабка, — был бы табачок, покурил бы небось, а? — повернулась она к Артуру.

— Я не курю, — ответил Артур.

— А что так? — удивилась бабка. — Никак, чахоточный?

— Зачем сразу чахоточный, — повёл плечами Артур, — просто не курю.

Бабка чуток покумекала, потом отвернулась. Вздохнула:

— Вас, городских, разве ж поймёшь?

Помолчали. Потом бабка заговорила снова:

— Ну раз не куришь, может, скажешь, как тебя звать-величать?

«Вот, блин! Действительно. Мы же до сих пор не представились друг другу, — с раскаянием подумал Артур. — А ведь мне, как спасённому, определённо следовало сделать это первому». И он поспешил исправить досадную оплошность:

— Слепаков Артур Владимирович!

Бабка ехидно прищурилась.

— Значитца, Артур? Ненашенское имя. Видно, ты барчук. А меня по-простому Марьяной кличут, а внучка мово Тимкой, Тимофеем, стало быть. Евонные родители по прошлому году в море сгинули, с тех пор и бедуем вместе: старый да малый. Какие из нас рыбаки, сам должон понимать… — бабка вздохнула. — Ладно, артель нас не бросает, помогают, чем могут, но им тепереча и самим не сладко…

Помолчали.

— А как вы меня нашли? — спросил Артур.