Распоротый - [7]

Туман все так же заполнял пустынные в это время улицы, и я без всякого риска мог подняться вверх прямо от дома. Однако тяжелая практика Пограничья научила меня не нарушать инструкции без особой нужды, и я потратил не меньше десяти минут, прежде чем смог спрятаться в надежной темноте парка. В результате от всего этого вышла польза, поскольку по дороге я почти протрезвел, хотя, выходя, боялся, что в теплом влажном воздухе поплыву еще сильнее. Поднявшись, я обнаружил, что над деревьями дует заметный ветерок, рассеивающий туман, и даже видны луны. В результате я смог добраться до установленного места, ни разу не зацепившись за высоко торчащие метелки.

Самым сложным в этих ночных полетах для меня была посадка. В темноте садиться в джунгли оказалось гораздо труднее, чем даже на скалы. В горах опасен только момент соприкосновения с поверхностью, поскольку скалы редко бывают надежны, особенно когда ты не видишь, как они выглядят. Конечно, на поиск площадки уходит обычно много времени, да и летящие в пропасть камни создают ненужный шум. Зато спуск при этом проходит гладко и относительно быстро, чего не скажешь о спуске в густом лесу.

Садясь в джунгли, ты сразу проваливаешься, как в болото, в бесконечное месиво лезущих в рот листьев и царапающих кожу ветвей. Пробираться сквозь десятки метров этого остро пахнущего лабиринта приходится в страшном напряжении, поскольку надо постоянно менять скорость и направление, и никакие инфракрасные очки здесь не помогают. Не знаю, как у кого, а у меня обычно после такого спуска долго дрожат и ноги, и руки.

В итоге, когда я сел и настроил маяк, грузовик был уже на подходе. Я не успел даже осмотреться, как он, свистнув по-птичьи, скользнул над головой, сделал разворот и, с треском ломая ветки и обрывая лианы, свалился в грязь. Сегодня заказ мой был невелик, и я решил, что перетащу его на антиграве за один раз. Происходящее здесь продолжало удивлять и тревожить меня, и я попросил прислать материалы по сходным процессам в других культурах. Подсвечивая себе фонариком, я списал на рекордер все, что Давантари посчитал нужным загрузить по моей просьбе в память грузовика. После этого я захлопнул створки, проводил грузовик взглядом и, прицепив антиграв под грязное дно выглядевшего как чемодан контейнера, потащился домой.

В гостиницу я вернулся уже под утро, однако, кинув в утилизатор одежду и приняв душ, вдруг понял, что совсем не хочу спать. Глаза жгло, рот был полон кислой слюны, и под черепом перекатывалась гулкая пустота, но я знал, что ложиться сейчас бессмысленно. После катастрофы такое случалось со мной постоянно. Днем я бывало засыпал в самых неподходящих местах, не в силах бороться со склеивающимися веками, а ночью ворочался на скомканных простынях, безнадежно пытаясь понять, как теперь надо жить.

Стараясь справиться с охватившей меня нервной дрожью, я сел к компьютеру, сбросил в него снятую с грузовика информацию и начал просматривать то, что мне прислал Давантари. Пакет оказался достаточно большим, но совершенно неупорядоченным. Кроме трех с лишним десятков монографий, посвященных революциям и тоталитарным режимам Земли, Меркевепуну и Шакшарта-Д, в нем содержалось около двухсот мегабайтов документов, в основном программных заявлений ведущих политических сил и постановлений правительств, относящихся к экономике их стран или планет. Работать без внутреннего систематизатора с таким пакетом было крайне сложно, и я с тоской подумал о том, что прочитать всю эту груду материалов мне не удастся, видимо, никогда.

Я сидел у компьютера, бессмысленно проглядывая файлы, механически раскрывая и тут же убирая текст, когда что-то засевшее в уголке сознания, словно соринка в глазу, заставило меня остановиться.

У меня сложилось впечатление, что я только что просмотрел что-то важное или по крайней мере необычное. Колеблясь, я еще раз прислушался к себе, устало потер виски и попросил компьютер дать реверс. Сначала мне показалось, что я ошибся. Два последних файла были абсолютно не интересны. Один из них представлял собой земной документ середины двадцатого века о необходимости добровольных пожертвований для фронта, а второй – монографию какого-то веганина, посвященную самоуничтожению из религиозных соображений одного из народов Шакшарта-Д. Зато третий файл оказался как раз тем, что я искал.

Слегка ошарашенный, я смотрел на экран, удивленно разглядывая длинный и бессмысленный ряд компьютерных символов, и думал о том, что, наверное, стал уже засыпать, раз не обратил на это внимание сразу. Файл назывался по пяти первым значкам ряда J7b14 и помещался в списке по алфавиту.

Однако полная его абсурдность свидетельствовала о том, что Давантари скорее всего не имел к нему никакого отношения. Что это был за текст и вообще была ли эта запись осмысленным текстом, оставалось только гадать.

"Завтра, – сказал я себе, – завтра ты все узнаешь. А сейчас пойди и попробуй уснуть. Для тебя это гораздо важнее, чем любой файл, и даже важнее, чем судьба местной цивилизации. Ты у себя один, другого такого нет".

"Завтра, – продолжал думать я уже в постели. – Новый день, новый круг. Бесконечные круги отчаяния, от которого никак не избавиться. А ты образовался, дурачок! Непонятный файл – может быть, хоть он отвлечет тебя немного? Нет, не отвлечет. Ничего тебе не поможет. Ни вся эта морока с умными книгами, ни девки, ни купленная тобой гостиница. Ты порченый, гнилой изнутри, с рваным сердцем. Ты зря выжил, толку от тебя уже не будет. Хорошо хоть, что ты догадался оставить ойкумену. По крайней мере ты теперь в этой твоей гостинице не мешаешь жить другим. А то один твой вид вызывает рвотный рефлекс. У Оклахомы, например. Забейся в дыру и сиди. Это теперь твой удел – сидеть в дыре. Ты только досиди достойно, немного вроде осталось…"