Расплетая закат - [2]

– А вдруг ее кто-то перережет? – забеспокоилась я.

– Ее ничто не может нарушить, поскольку судьба – это крепчайшая клятва. Вы будете связаны друг с другом, что бы ни произошло.

– Так же, как я связана с тобой, папой и Финлеем? И Сэндо?

Я злилась на Кетона, так что на нашу с ним связь мне было начхать.

– В некоторой степени, но чуть-чуть по-другому. – Мама ласково коснулась пальцем моего носа. – Однажды ты поймешь.

В ту ночь я взяла моток красной нити и привязала отрезок к своей лодыжке. Мне не хотелось, чтобы братья увидели и начали глумиться надо мной, поэтому я спрятала нить под штаниной. Но чувствуя, как мой секрет щекочет мне лодыжку при ходьбе, я невольно гадала, узнаю ли я, если встречу человека, с которым мне суждено быть. Нить затянется туже? Растянется и переплетется со своей второй половинкой?

Я не снимала ее месяцами. Мало-помалу нить изнашивалась, но не моя вера в судьбу.

Пока судьба не забрала у меня маму.

Она подкрадывалась медленно, в течение многих месяцев, как к кипарису у нашей лавочки. Каждый день с его тонких веток слетали листья – поначалу всего несколько, но с приближением осени все больше и больше. А затем, одним утром я проснулась, а все ветки были голыми. И нашего кипариса не стало – по крайней мере, до весны.

Мама не могла ждать до весны.

Ее осень началась с легкого кашля, который она всегда скрывала улыбкой. Она забывала добавить капусту в любимые пирожки со свининой Финлея, забывала имена героев из сказок, которые рассказывала нам с Сэндо перед сном. Даже позволяла Кетону выигрывать в карты и давала ему слишком много денег на прогулки на рынок.

Я не придавала этим оплошностям особого значения. Мама бы нам рассказала, если бы плохо себя чувствовала.

Затем, одним зимним утром, как раз когда я закончила украшать статуэтки Аманы тремя платьями – из солнца, луны и звезд, – мама потеряла сознание на кухне.

Я потрясла ее за плечи. В то время я была еще маленькой и с трудом смогла поднять ее голову себе на колени.

– Папа! – закричала я. – Папа! Она не приходит в себя!

Тем утром все изменилось. Вместо того, чтобы обращаться к предкам с пожеланиями хорошей загробной жизни, я молилась, чтобы они пощадили маму. Я молилась Амане – трем статуэткам, которые сама разукрасила и приодела, – чтобы она позволила ей выжить. Чтобы мама смогла увидеть, как мы с братьями вырастем, и не оставила отца, который так ее любил, в одиночестве.

Каждый раз, когда я закрывала глаза и представляла будущее, я видела свою семью всем составом. Видела маму рядом с папой, как она смеялась и дразнила нас умопомрачительными ароматами своей стряпни. Видела братьев вокруг себя – Финлей напоминал мне, чтобы я сидела ровно, Сэндо украдкой подсовывал мне еще один мандарин, а Кетон дергал меня за косички.

Как же я ошибалась.

Мама умерла за неделю до моего восьмого дня рождения. В день праздника я сшила для семьи белую траурную одежду, которую мы носили последующие сто дней. В тот год зима выдалась особенно холодной.

Я срезала ниточку со своей лодыжки. Видя, каким разбитым выглядел отец без мамы, я не хотела быть связанной с человеком и переживать подобную боль.

Шли годы, моя вера в богов слабела, и я перестала верить в магию. Я отреклась от своей мечты и вложила все силы в то, чтобы скрепить нашу семью, чтобы быть сильной для папы, братьев и для самой себя.

Каждый раз, когда крупицы счастья просачивались и заполняли трещины в моем сердце, судьба вмешивалась и напоминала мне, что от своей участи не уйти. Судьба забрала мое сердце и раз за разом уничтожала его: когда умер Финлей, затем Сэндо, и когда Кетон вернулся со сломанными ногами и призраками в глазах.

Прошлая Майя подбирала ошметки своего сердца и сшивала их. Но я уже не та девушка.

Теперь, когда судьба настигнет меня, я встречу ее лицом к лицу и подчиню себе.

Теперь у меня нет сердца.

Часть 1 Смех солнца

Глава 1

Осенний дворец освещали тысячи красных фонариков, висящих на столь тонких веревочках, что казалось, будто это воздушные змеи, перелетающие с крыши на крышу. Я могла бы всю ночь смотреть, как они танцуют на ветру и окрашивают сумерки теплым сиянием, но мою голову занимали другие мысли. Ведь под этим морем покачивающихся фонариков находилась площадь Полной Гармонии, и на ней готовились к императорской свадьбе.

Все было оформлено в красных тонах в честь женитьбы императора Ханюцзиня на леди Сарнай. Этот вид должен был бы радовать глаз. Я усердно трудилась и многим пожертвовала ради мира в Аланди, который наконец наступит благодаря их союзу.

Но я уже не та Майя, что прежде.

Алые дворцовые ворота со скрежетом открылись, и я протолкнулась через толпу слуг, чтобы увидеть свадебную процессию. Во главе должен был идти отец леди Сарнай, шаньсэнь. Я хотела взглянуть на мужчину, который выпотрошил мою страну изнутри, чья война забрала двух моих братьев, и чье имя вызывало трепет даже у зрелых мужчин.

Шаньсэнь в своих позолоченных доспехах, сверкающих, как чешуя дракона, под роскошным изумрудным халатом, ехал на величественном белом жеребце. Кончиков его бороды и бровей уже коснулась седина. Он выглядел не так грозно, как я себе представляла… пока я не всмотрелась в его глаза. В эти блестящие черные жемчужины – такие же свирепые, как у его дочери, но более жестокие.