Расплата - [18]

Он оставался на посту явно слишком долго.

— Поезжайте к Восемнадцатому шоссе, — попросил Джоэл. — Я скажу, где остановиться.

— Так где же? — спросил водитель. — Всегда лучше знать, куда еду.

— У дома Бэннингов.

— Так ты из Бэннингов?

Нет ничего хуже разговорчивого таксиста. Джоэл промолчал и посмотрел в заднее стекло на исчезающую за углом церковь. Ему нравился Декстер Белл, хотя подростком он начал задаваться вопросами по поводу его жестких проповедей. Именно пастор Белл сидел рядом с ними в тот страшный вечер, когда они получили сведения, что лейтенант Бэннинг пропал без вести и считается погибшим на Филиппинах. В тот ужасный период он руководил траурной жизнью — направлял церковных женщин и бесконечный поток еды, организовывал молитвенные бдения, выгонял из дома посторонних, если требовалось уединение, и давал советы. Джоэл и Стелла даже стали шепотом ворчать, настолько Белл им надоел. Они хотели одного: быть наедине с мамой, но преподобный всегда находился с ними. Порой приводил свою жену Джеки. Когда Джоэл подрос, он решил, что Джеки Белл холодна и равнодушна. И Стелла тоже ее недолюбливала.

Джоэл закрыл глаза и вздохнул. Неужели это правда: его отец убил Декстера Белла и теперь в тюрьме?

Город остался позади, начинались хлопковые поля, и при свете луны было четко видно, с какого уже собран урожай. Хотя Джоэл не собирался вслед за предками становиться фермером, он ежедневно просматривал в нэшвиллской газете котировки мемфисской хлопковой биржи. Это было важно. Когда-нибудь земля перейдет ему и Стелле, и все будет зависеть от ежегодных урожаев.

— Урожай в этом году на славу, — заметил таксист.

— Да, — кивнул Джоэл. — Еще миля, и я выйду. — И через минуту добавил: — Вот здесь, на Пейс-роуд.

— В месте, где ничего нет?

— Именно.

Такси на гравиевом покрытии замедлило ход.

— С тебя доллар, — сказал водитель.

Джоэл подал четыре двадцатипятицентовика, поблагодарил и вышел, забрав багаж. Когда такси, развернувшись, направилось обратно в город, он прошел четверть мили и оказался на подъездной дорожке к поместью.

Свет в доме не горел, дверь была не заперта. Переступив порог, Джоэл сообразил, что кунхаунд Мак либо у Ниневы, либо у Флорри, иначе пес бы залаял, когда он только подходил к крыльцу. В былые времена — и не такие давние — дом жил бы голосами родителей, музыкой из радио, а субботним вечером шумом ужина с друзьями. Но сегодня он напоминал могилу: темный, безжизненный, пропахший застоялым табачным дымом.

Родители под замком: мать в государственном доме для умалишенных, отец в местной тюрьме.

Джоэл вышел через широко распахнутую заднюю дверь, миновал маленький домик Ниневы и Эймоса и двинулся по тропинке у амбара и навеса для тракторов. Здесь была его территория, и он знал каждый дюйм. В сотне ярдах впереди горел свет в коттедже Бафорда — их мастера или бригадира, как он предпочитал, чтобы его называли. Бафорд стал им еще до войны, и его значимость для семьи сильно выросла.

В коттедже Флорри светились все окна, и сама она ждала у двери. Обняв племянника, обругала его за то, что приехал. Два дня назад Мариэтта приготовила тушеную оленину, и теперь она разогревалась на плите. Дом наполнял терпкий мясной аромат.

— Ты поправился, — заметила Флорри, когда они сели за стол. Она налила кофе из керамического кофейника.

— Давай не будем говорить о том, сколько мы весим, — усмехнулся Джоэл.

— Ладно. — Тетка тоже раздалась, хотя к этому не стремилась. — Рада тебя видеть.

— Хорошо оказаться дома даже в таких обстоятельствах.

— Зачем ты приехал?

— Потому что я здесь живу, тетя Флорри. Потому что мою мать услали невесть куда, а отца засадили в каталажку. Что, черт возьми, происходит?

— Следи за своим языком, студент.

— Вот еще! Мне двадцать лет, я старшекурсник. Ругаюсь, курю и, когда захочется, выпиваю.

— Господи, прости и помилуй! — охнула Мариэтта.

— Ты мне больше не нужна, — обернулась к ней Флорри. — За мясом я присмотрю. Иди к себе. Увидимся завтра.

Мариэтта сдернула передник, кинула на рабочий стол, натянула куртку и направилась в подвал.

Тетя и племянник вздохнули, сделали по глотку кофе и помолчали.

— Почему он это совершил? — тихо спросил Джоэл.

— Никому, кроме него, не известно, а он объяснять отказывается, — покачала головой Флорри. — Я встречалась с ним на следующий день после убийства. Он словно не от мира сего.

— Должна же быть какая-то причина, тетя Флорри. Без веской причины отец ничего столь ужасного не совершил бы.

— Согласна. Только он не хочет ничего обсуждать. Я много раз, Джоэл, видела этот его взгляд. Он означает одно: свою тайну Пит унесет с собой в могилу.

— Он обязан нам открыться.

— Уверена, ты ничего не узнаешь.

— У тебя есть бурбон?

— Ты еще молод для бурбона!

— Мне двадцать лет. — Джоэл встал. — Следующей весной я оканчиваю колледж и поступаю в юридический институт. — Он подошел к дивану, где оставил рюкзак. — В юридический институт я поступлю потому, что не собираюсь становиться фермером, какие бы виды не имел на меня отец. — Джоэл достал из рюкзака фляжку. — Не собираюсь жить здесь и думаю, тетя Флорри, ты это поняла давным-давно. — Он вернулся к столу, открутил крышку и сделал глоток. — «Джек Дэниелс». Хочешь?