Распечатыватель сосудов, или На Моисеевом пути - [15]

Зрячие и зоркие, йомалатинты сами находили свою жертву. Беззвучные и немые, подкрадывались они х обреченному, и не было от них спасенья. Ну, а кто же этот обреченный? Всякий, кто вызвал гнев Йомалы. Чаще всего святотатец, вторгшийся в ее святилище. Помните? — «…если Круг он преступил неосторожно». Круг — это стены святилища. Причем «неосторожно» — слово точное. Для Йомалы было безразлично, по неведению, по злому ли умыслу или с самой что ни на есть благой целью совершен проступок. Незваный должен погибнуть, таков закон Йомалы. Правда, погибнуть он может не сразу. Но йомалатинта настигнет его, где бы ни пытался несчастный укрыться, настигнет и покарает с неотвратимостью рока. Так изначально предрешена участь злобного карлика Карьяхойи в седьмой руне «Бьярмскринглы». Вот со вторым упоминанием — в девятой руне — дело обстоит не так просто. Судите сами…

Тут Брумман прямо-таки сразил меня, наизусть процитировав фрагмент, найденный мною утром лишь благодаря прекрасному аппарату академического издания. Что ж он, всю «Бьярмскринглу» наизусть знает, что ли? Профессионал!

— Ведь лунная охотница Инта не совершила никакого святотатства. Она ничем не навлекла на себя гнева Йомалы. Более того, она даже избранница Йомалы, как явствует из пятьдесят девятой руны восьмой песни. И после своего исцеления она живет, как и предсказала Ругенгарда, долго и счастливо. Как понять это, если встреча с йомалатинтис — синоним смерти? Это самое темное место во всей «Бьярмскрингле». Однако в рунах, не вошедших в основной свод, в канонический текст книги, Йомалатинтис упоминается еще раз. К сожалению, упоминание это не только не проливает света на загадку Инты, но напротив, еще больше запутывает ситуацию. Относится эта руна, по всей видимости, к сюжету о Великом Восточном походе. Здесь Йомалатинтис встречается уже в другом контексте.

И тогда ему явилась

В блеске золота Йомала

И сказала: «Чоурраут,

Отправляйся в путь смелее,

Ничего в пути не бойся,

А советчицею будет

В том пути великотрудном

Для тебя Йомалатинтис», —

Так сказала и исчезла.

Мне кажется, — да и не только мне, это общепринятая точка зрения, что здесь проявилось метафорическое, образное мышление. Правда, находятся порой оригиналы, чтобы не сказать больше, на основе этих трех фрагментов усматривающие в Йомалатинтис чуть ли не тайный жреческий орден, биармскую инквизицию одиннадцатого или даже более раннего века и еще Бог знает что. Но в этом не больше смысла, чем в предположении, будто солдаты старой русской армии вступали в интимную связь о мортирами и гаубицами. Ведь при желании вполне возможно именно так истолковать слова солдатской песни: «Наши жены пушки заряжены, вот где наши жены». А? — Брумман громко расхохотался. Так что советы Йомалатинтис, конечно же, просто советы стрел, советы оружия. Смысл этого выражения можно сформулировать примерно так: «Слушай, что скажет тебе твой меч». Точнее, конечно, стрела, но меч — более привычный, более традиционный образ. А что это значит? Это значит — разум и честь воина. Я, во всяком случае, ни с каким иным толкованием согласиться не могу. И это, к сожалению, все, что я могу сказать вам о Йомалатинтис. Сомневаюсь, чтобы в Биармии кто-нибудь мог сказать больше. Это не самореклама, поверьте. Просто такими аспектами «Бьярмскринглы» занимаются считанные люди, и я их всех поневоле прекрасно знаю. Смогли вы извлечь для себя что-нибудь полезное из моего рассказа?

— Пока не знаю, — честно признался я. — Но в любом случае я вам искренно благодарен. — Я встал. — Простите, что заставил вас потратить столько времени на просвещение профана.

— Пустяки, — отмахнулся Брумман. — Поковыряться в таких вещах всегда приятно.

По идее, мне следовало бы откланяться, но я почему-то медлил. Какая-то мысль блуждала в потемках, и я никак не мог уцепиться за нее. Впрочем…

— Еще один вопрос. Последний. Вы упомянули о каком-то оригинале, трактующем Йомалатинтис…

— Ах, это, — по лицу Бруммана пробежала легкая тень неудовольствия, но он был человеком воспитанным. — Это один из наших историков. Пожалуйста: Айн Калхайно, магистр Республиканского университета, работает в Институте Биармии.

Уходил я из Университета со смешанным чувством. Некоторого разочарования — вряд ли филологические изыски доцента Бруммана смогут мне пригодиться. И смутной радости: кто знает, будет ли полезна встреча с Айном, но повидаться с приятелем отроческих лет само по себе приятно.

VI

Дозвониться до Айна не составило труда. Не знаю, чего здесь было больше — везения или закономерности. Конечно же, Айн мог оказаться в отпуске, но те, кто любит весну, отправляются путешествовать или отдыхать в мае, а люди летней души — в июле. Сейчас был июнь, и потому, пожалуй, закономерность преобладала над везением. Естественно, Айн не узнал меня по голосу, как, впрочем, не узнал бы его и я, позвони он вот так, неожиданно. Все-таки прошло слишком много лет… Но стоило мне представиться, и:

— Марк! Ну, молодец! Это ты здорово придумал — позвонить! Когда встретимся? Знаешь что? Давай завтра. Суббота, день у меня свободный, приезжай, я тебя со своими познакомлю, — сыпал он.