Распечатки прослушек интимных переговоров и перлюстрации личной переписки. Том 1 - [87]
— Ну, если ты так хочешь… — и губы высокой классики еще на бессчетное количество световых минут слились с ее губами с такой страстью, что вместо солнечного позднего послеполудня наступило солнечное затмение в глазах.
— Я не могу больше… — взмолилась она. — Миш… Я сейчас умру, если мы еще хоть раз…
И раз. И еще раз, и еще раз. Еще раз. И еще так много раз, что…
Никакие лавки уже не отбраковывались, даже с засевшими на них изумленными, обескураженными, оскорбленными — и в конце концов вскакивающими и уходящими — тенями. Иногда спасательные плоты скамей оказывались в момент любовного тайфуна заняты сплошняком — и тогда начинался посреди дорожки и вовсе нецензурный экстрим.
Так, отмечая весь периметр кремлевской стены любовными многоточиями на лавках и не менее страстными восклицательными знаками просто в воздухе, они обошли Александровский сад — собрав позади себя уже пару взводов в штатском и ментовском — и еле-еле добрались до метро.
Тут сдался уже Цапель.
— Я сейчас тоже умру — если немедленно не съем чего-нибудь… ты голодная? Поехали, мы тебя покормим.
В вестибюле метро — прежде, чем Елена успела сообразить, что он делает — Цапель прижался к ней сзади вплотную (чтобы не засекли индикаторы турникета) — и, не платя пятак, на скорости втемяшил ее в пассажирку, которая только что опустила монетку — и молниеносно повел через открывшийся лаз между турникетами, но Елена запорола весь фокус — врезавшись в спину этой сутулой, ни о чем не подозревавшей женщины, извинилась перед ней, заступорилась — турникет успел засечь преступный просвет между ними, черная волчья сука лязгнула прямо по ее джинсам, — Цапель, не дав ей очухаться, все-таки втолкнул ее вперед через окончательно захлопнувшийся уже перед ним турникет, следом перепрыгнул через него сам и быстро-быстро повел ее, обняв, вперед, скрываясь за массовкой толпы.
Сзади уже визжали билетерши.
— Миш, постой-постой, давай просто вернемся и заплатим им!
— С ума сошла? — еще крепче обнял ее он за плечи. — Не оборачивайся! Ни в коем случае не оборачивайся. Иди вперед. С ума сошла: в метро еще платить!
В вагоне, расположившись с ней в самом дальнем углу и отгородив ее собой, казалось, от целого мира, Цапель ни на секунду не выпускал ее из сводивших их обоих с ума объятий. Бедный, позабытый, но почему-то верно таскающийся за Цапелем мальчик с портупеей, с несчастной миной, сняв, наконец беретку, и обреченно скомкав ее в кулаке, и вытирая рукавом пот с красного лица, присел между двумя злобно глядящими дядьками на изрезанное сидение.
— А что ты у меня спрашивал вчера на Арбате? Если перевести со сленга на русский? — удержаться и не потребовать разгадки свербевшей у нее уже со вчерашнего дня шарады Елена уже просто не могла.
— Спрашивал, есть ли у тебя парень. Ты мне почему-то ответила, что «да, конечно», и я расстроился. У тебя, что, правда кто-то есть? — тут же переспросил Цапель с изумительно искренне сыгранным жарким подозрением в глазах — и через секунду никакого словесного ответа уже не требовалось, да и произнесено быть ею не могло.
На Баррикадной, в тошниловке-пельменной, куда они ее привели, идеальное сочетание размытого цвета пластиком облицованных панелей из пвх, алюминиевых плинтусов, засиженных мухами, и загаженных (не-мухами уже, а более крупными животными) круглых стояков-столов — уже заранее выворачивало какие-то нервные узлы в солнечном сплетении — и когда Елена услышала вопрос, с чем она будет пельмени — с уксусом или со сметаной (вернее — жижей из коричневатой лужи в общей лохани, из которой надо было зачерпывать) — она как-то с порога поняла, что здесь придется изо всех сил крепиться, чтобы с буквальной точностью не оправдать звание этого заведения.
— Спасибо, я правда совсем не…
Завсегдатаи вокруг кишели и выдавливались из заведения как мясная начинка из дешевого пельменя.
Цапель, впрочем, и здесь умудрился разместиться с удобством, и даже с неким подобием уюта — каким-то наглейшим фортелем исхитрился занять, без всякой очереди, высоченную оконную нишу, в самом конце зала — высокие стоячие столики были как раз под стать — так что, запрыгнув на этот чудовищно высокий подоконник, они оказались единственными сидящими — причем сидящими как будто в своей собственной панковской театральной ложе; и беззастенчиво отправил оруженосца, вместо себя, отстаивать получасовую очередь за пельменями, велев ему «свистнуть», когда будет у кассы.
— А знаешь анекдот про кабанчика? — довольно поинтересовался Цапель — увидев, что она в ужасе смотрит на окружающие жрущие рожи. — Друзья приходят к приятелю — видят — а у него по двору ручной поросенок бегает на трех протезах вместо ног, и всего одна нога настоящая поросячья осталась. Они думают: смотри-ка, какой заботливый — поросенок в аварию, наверное, какую-то попал, или болел — а он его вылечил. Спрашивают приятеля, что случилось. А он им говорит: «Что же мне — ради какого-то паршивого холодца каждый раз любимого друга убивать, что ли?!»
Оруженосец, немного оправившийся от потрясений (ввиду предстоящей жратвы), — улыбаясь, с размякшим лицом, притащил поднос с пельменями. Ел он грязно и неаккуратно.
Я проработала кремлевским обозревателем четыре года и практически каждый день близко общалась с людьми, принимающими главные для страны решения. Я лично знакома со всеми ведущими российскими политиками – по крайней мере с теми из них, кто кажется (или казался) мне хоть сколько-нибудь интересным. Небезызвестные деятели, которых Путин после прихода к власти отрезал от властной пуповины, в редкие секунды откровений признаются, что страдают жесточайшей ломкой – крайней формой наркотического голодания. Но есть и другие стадии этой ломки: пламенные реформаторы, производившие во времена Ельцина впечатление сильных, самостоятельных личностей, теперь отрекаются от собственных принципов ради новой дозы наркотика – чтобы любой ценой присосаться к капельнице новой властной вертикали.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга вторая. Роман «Дискотека» это не просто повествование о девичьих влюбленностях, танцульках, отношениях с ровесниками и поколением родителей. Это попытка увидеть и рассказать о ключевом для становления человека моменте, который пришелся на интересное время: самый конец эпохи застоя, когда в глухой и слепой для осмысливания стране появилась вдруг форточка, и она была открыта. Дискотека того доперестроечного времени, когда все только начиналось, когда диджеи крутили зарубежную музыку, какую умудрялись достать, от социальной политической до развеселых ритмов диско-данса.
Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».
Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив Королеву психиатрии (шизофрению) своей музой, Аква Тофана тщательно воспроизводит атмосферу помешательства, имитирует и обыгрывает особенности мышления, речи и восприятия при различных психических нарушениях. Описывает и анализирует спектр внутренних, межличностных, социальных и культурно-философских проблем и вопросов, с которыми ей пришлось столкнуться: стигматизацию и самостигматизацию, ценность творчества психически больных, взаимоотношения между врачом и пациентом и многие другие.
Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.
Роман посвящен театру. Его действующие лица — актеры, режиссеры, драматурги, художники сцены. Через их образы автор раскрывает особенности творческого труда и таланта, в яркой художественной форме осмысливает многие проблемы современного театра.
От автора В сентябре 1997 года в 9-м номере «Знамени» вышла в свет «Тень слова». За прошедшие годы журнал опубликовал тринадцать моих работ. Передавая эту — четырнадцатую, — которая продолжает цикл монологов («Он» — № 3, 2006, «Восходитель» — № 7, 2006, «Письма из Петербурга» — № 2, 2007), я мысленно отмечаю десятилетие такого тесного сотрудничества. Я искренне благодарю за него редакцию «Знамени» и моего неизменного редактора Елену Сергеевну Холмогорову. Трудясь над «Выкрестом», я не мог обойтись без исследования доктора медицины М.