Раскрытие тайны - [66]

— Как так — не имел?

— Да, не имел. Ты, пожалуй, лучше меня знаешь, что в нашем гражданском законодательстве существует принцип разборчивости. Адвокат может не брать на себя высоких обязательств, если истина протестует.

— А чем ты, собственно, докажешь, что права старуха, отживающая свой век, а не молодые ребята, комсомольцы, у которых будущее только начинается? — широко улыбаясь, спросил Барс.

Касаткин стал раздражаться, всё чаще закашливался. Доказательств своей правоты он пока не имел ровно никаких. Но он чувствовал, что старая семидесятилетняя женщина неспособна произнести ни одного слова неправды. Он ей верил так же, как и самому себе.

— Доказательств у меня пока никаких нет, но, ты понимаешь, что значит верить!

— Да, понимаю. Однако с одной верой в нашем деле далеко не уйдешь. Нужны явные, формальные и официальные, доказательства. А ты хочешь выступать против меня с одной верой. Чудак! — Он поднялся и стал медленно ходить по комнате, оставляя за собой клубы голубого ароматного дыма.

— Мы должны работать, а суд — решать — вот в чем истина, — поучительно говорил Барс. — Мы должны помогать суду установить истину… — звучал его баритон. — Мы должны, голубчик, работать, — повторил Барс и подошел к Касаткину. — И о чем спор, дорогой мой. — Буренков сел на диван, обнял за плечи Касаткина. — О чем спор? Обычный мелкий случай в нашей практике. Оставим его. Стоит ли отравлять себе жизнь еще и в эти дни, когда мы так много познали в прошлом! — Ирина Михайловна, когда же будет стол? — казалось, весело и капризно закричал он.

Касаткин неожиданно решительно поднялся. Его бледное лицо болезненно подергивалось.

— Не надо Ирины Михайловны, а воевать мы воевали и за то, чтобы наше будущее было чистым, чтобы места не было среди нас всяким ползунковым, которых так решительно защищают барсы, — резко проговорил он и, не попрощавшись, ушел.

3

Кассационная жалоба была удовлетворена. Вот уже месяц, как Юрий Юрьевич готовился к процессу и с нетерпением ожидал его. Кое-кто среди адвокатов вел о Касаткине раздраженные разговоры. Они расходились, как круги на воде.

— Касаткин нарушает этику.

— Он сам подбирает свидетелей.

— Вопрос должен обсуждаться на президиуме коллегии адвокатов…

Касаткин знал об этих разговорах, знал и о их первоисточнике, но ни перед кем не оправдывался.

Да, в практике сложилось так, что адвокат пользуется только представленными ему материалами, сам же их не добывает. Он беседует со свидетелями, но сам их не разыскивает. А если истец или ответчик не в состоянии собрать все нужные материалы для установления истины, если он не может привлечь нужных свидетелей, разве истина от этого изменится? Нет, защита истины требует всегда и везде активного участия адвоката в подготовке к судебному процессу. И если возникает такая необходимость, он не только имеет право, но и должен помочь своему подзащитному представить максимум доказательств его правоты.

Так рассуждал Касаткин, и эти рассуждения определяли его действия.

Да, он сам был у престарелой учительницы Иушиной и у других соседей, чтобы больше узнать о своей подзащитной, был на заводе, где работали Ползунковы, беседовал с работниками райисполкома, разрешившими строительство нового дома, выезжал в отдаленное село, где жили родители Ползункова. Теперь-то он уже имел все подтверждения своей правоты. Теперь он мог легко говорить с Буренковым. И не только говорить. Он мог сделать еще и некоторые выводы, дать объяснение позиции, занятой его бывшим фронтовым другом.

Вот почему Касаткин ожидал судебного процесса, как совсем необычного события в своей адвокатской практике.

День этот наступил. Касаткин сам удивился спокойствию, с каким он приехал в суд. Просторный зал заседания был уже переполнен. Среди собравшихся особняком расположились двое, по-видимому, тоже адвокаты. Они оживленно разговаривали между собой, посмеивались:

— Посмотрим, что с ним сделает Барс!

Слева за столом оказался и Буренков. Он неторопливо, с подчеркнутой медлительностью перелистывал какие-то бумаги, бросал красноречивые взгляды в сторону адвокатов и время от времени обращался с улыбкой к сидевшим поблизости — рыжеватому веснушчатому крепышу и краснощекой молодой женщине с пышно причесанными темными волосами. Увидев эту женщину, Касаткин даже подался вперед. Сразу вспомнилась встреча на лестничной клетке у квартиры Буренкова.

«Вот ты какая, Катюша», — мелькнула мысль.

Волошина сиротливо сидела одна у самой стены справа. Она как-то испуганно озиралась, а когда увидела вошедшего Касаткина, обрадованно засуетилась.

Электрический звонок известил о начале заседания. Все встали. За столом появились судья — лобастый человек с густыми насупленными бровями и две женщины — народные заседатели. Началась обычная процедура: чтение иска, выступление сторон. Потом вошли свидетели — по двое с каждой стороны. Они подтвердили, что знают о своей ответственности и будут говорить только правду. Но правда в их показаниях раскололась на две половины Престарелая учительница Иушина и другой сосед — инвалид Коптев подтверждали, что Ползунковы выгоняют Волошину из дома, бьют ее, запирают от нее все продукты, а свидетели Ползунковых — здоровенный небритый парень и крикливая женщина утверждали обратное: старуха сама, мол, не знает, чего она хочет, ее кормят, поят, ухаживают, как за ребенком.