Расколотая - [18]

Непрошеное видение встает перед моим мысленным взором: Люси с окровавленными пальцами. И Нико... с кирпичом в руке.

Я тихо вскрикиваю и вытягиваю левую руку, гадая. Поворачиваю ее из стороны в сторону.

— Так это ты? Ты сделал меня правшой?

— Что-что?

— Разбил мне пальцы, — нерешительно продолжаю я. — Пальцы Люси.

Он отводит глаза в сторону. Явно колеблется.

— Ты помнишь, кто была Люси?

— Нет. Не совсем, просто несколько бессмысленных обрывков сна. Пожалуйста, Нико, у меня в голове такая мешанина. Что случилось с Люси? — Что случилось с десятилетней мной?

Он снова колеблется, раздумывает, потом кивает:

— Ну, хорошо. Ты была для меня особенной, Рейн. Но быть на стороне свободы — это всегда риск, что тебя поймают. Я знал, что должен найти способ защитить тебя, если лордеры наложат на тебя свои лапы.

— Как?

— Разделив твою личность на две половины, чтобы одна смогла выжить, если тебе сотрут память. Рейн была сильнее Люси, она и выжила.

По мере того как он говорит, я понимаю, что всегда знала это: я та, которая раздвоилась. Во мне живут двое: Люси с ее детскими воспоминаниями, и Рейн, чья жизнь была с Нико и «Свободным Королевством». Два кусочка пазла наконец сложились воедино. Люси сделали правшой. Она не пошла бы на это добровольно, поэтому Нико заставил ее. Рейн была левшой. А результат стирания памяти зависит от того, какой рукой преимущественно пользуется человек — правой или левой. Доступ в память зависит от доминирующего полушария и связан с тем, правша человек или левша. Но кто я была, когда мне стерли память?

— И все равно я не понимаю. Если Рейн была сильнее и верховодила, почему лордеры не стерли ей память как левше?

— В том-то и заключается вся прелесть этого. Рейн спряталась внутри, когда тебя поймали — тебя этому учили, — поэтому превалирующей стала та часть тебя, которая являлась Люси.

— То есть лордеры полагают, что, когда они стерли мне память в прошлом году, я была правшой. И о Рейн они ничего не знали, поэтому стертой и оказалась лишь часть воспоминаний.

— Именно. Люси исчезла. Она была слабой. Но ты, эта особенная Рейн, пережила Зачистку, спрятавшись глубоко внутри, и ждала подходящего момента, чтобы вырваться наружу.

— И это, — я кручу на запястье свой «Лево», — больше не работает, потому что я снова Рейн, левша. Он привязан не к тому полушарию моего мозга.

— Именно. — Он берет мою левую руку в свою. Нежно целует пальцы. — Прости, что тогда причинил тебе боль. Но я поступил так потому, что это был единственный способ защитить тебя.

Итак, Люси исчезла навсегда. Вот почему я не могу вспомнить ничего из ее жизни. Боль потери затопляет меня, заполняет пустоту внутри. Такая большая часть моей жизни уничтожена, забыта. Но другая часть меня все же здесь: Нико спас меня. Если бы не он, от меня прежней не осталось бы ничего, и я никогда бы не узнала, что потеряла.

— Спасибо, — шепчу я и задаюсь вопросом: если Рейн сильнее, не означает ли это, что Кайла тоже исчезает? А вместе с ней — и все ее надежды и привязанности? Например, Бен. Я чувствую, как слезы щиплют глаза, и часто-часто моргаю. Не плакать! Только не перед Нико. Не надо! Потом к боли примешивается страх: Нико не любит слабости.

Но вместо того чтобы разозлиться, он берет меня за руку.

— Что такое? — мягко вопрошает он. Я льну к его руке. Она намного крупнее, сильнее. Он мог бы раздавить мою в один миг.

— Бен, — шепчу я.

— Расскажи. Мне мало что известно об этом. Что с ним произошло на самом деле? — Он делает ударение на последних словах, словно знает, что официальная версия истории — лишь часть правды.

— Это я виновата. Это все из-за меня, — наконец произношу я вслух то, что все это время не давало мне покоя, терзало душу.

— Почему? Что ты сделала? Расскажи.

— Я срезала его «Лево».

И пока я излагаю факты, Нико передвигает свой стул поближе к моему и обнимает теплой рукой за плечи. Память заполоняют образы... Вот Бен в агонии. Вот я убегаю, бросая его на произвол судьбы. И какова она, эта судьба? Что с ним стало? Умер ли он из-за того, что я сделала, или позже? У лордеров?

— Что с ним случилось? — спрашиваю я, глазами умоляя дать мне хоть крошечную надежду.

— Ты же и сама знаешь ответ на этот вопрос, — говорит Нико. — Знаешь, что лордеры сделают с ним, если он все еще жив.

Я киваю сквозь слезы.

— И знаешь, что они сделали с его родителями.

— Да.

— Ты ведь чувствуешь это, Рейн? В душе? Гнев.

И гнев мгновенно вспыхивает, словно куча сухого хвороста, к которому поднесли спичку. Огонь пылает у меня в душе, гораздо более горячий и яростный, чем тот, что поглотил дом Бена. Чем все пожары, устроенные лордерами прошлой ночью.

— А теперь послушай меня, Рейн. Это не означает, что ты должна забыть Бена или то, что он для тебя значил. Или что лордеры сделали с его родителями. Просто используй это правильно.

Используй этот гнев.

И он прокатывается по мне волной — опаляющий жар, который рябью проходит по всему телу, по всем внутренностям.

Воспламеняет каждую каплю крови, которая течет в моих жилах.

Я стискиваю подлокотники стула.

— Мы должны заставить лордеров заплатить за то, что они сделали. Их нужно остановить!