Раскалённая луна - [52]

Этот ритмичный гул сопровождал всю его жизнь — он родился и вырос на море и знал его всяким: и приветливым, купающимся в солнечных лучах, и хмурым, накрытым тенью тяжелых облаков, и грозным, швыряющим волны о скалистый берег, но всегда находил его прекрасным. В детстве он мечтал уйти в дальнее плаванье, избороздить море вдоль и поперек, увидеть — какое оно вдалеке от суши, свободное, не скованное берегами. Он воображал себя отважным капитаном корабля, стоящим на квартердеке, одной рукой удерживающим рулевое колесо, другой сжимающим подзорную трубу. А впереди, до самого горизонта, сплошная водная гладь… лазурная… а может и свинцово-серая…

Прекрасная картина вдруг исказилась, размазалась, расплылась черной кляксой. Шум стал четче, но он уже не походил на шепот прибоя. Резкий, оглушающий грохот канонад врывался в сознание, отдавался нестерпимой болью во всем теле.

И он лежал не в кровати, нет. Он лежал в мерзкой жиже из грязи, смешанной с кровью. Она облепила лицо, руки, пропитала одежду, забилась в уши и ноздри. Жуткая вонь перекрывала дыхание. Вокруг горели дома, горели деревья, горели и кричали люди…

— Анатоль! Анатоль! — голос доносился издалека, глухой, едва различимый. — Живой? — Кто-то тронул его за плечо, перевернул. — Ты меня слышишь?

Он хотел было сказать, что еле-еле, но язык не слушался, он как будто распух и прилип к небу.

Мутная картинка постепенно обретала очертания, прорисовывая знакомое лицо, освещенное бликами пожара. И казалось, что всклокоченные рыжие волосы друга тоже были объяты пламенем. Живчик…

— Идем, дружище. Обопрись на меня.

Легран послушно оперся о протянутую руку, но стоило ему подняться, как земля завертелась, уходя из-под ног.

— Тише… Тише… Вот так…

Он схватился за друга, чтобы не упасть. Собрал все силы, чтобы сделать шаг… другой…

— Идем. Идем. К биваку. Тебе согреться надо, — продолжал говорить Живчик. — Ты помнишь, что случилось?

Легран кивнул. Как же не помнить эту кровавую бойню. Адские жернова, среди которых они оказались, заняв этот проклятый город.

Еще утром они переправились через речку со странным названием Лужа. Местные разобрали мост, но разве такая мелочь могла остановить Великую Армию? Они соорудили новый и, оказавшись на другом берегу, вошли в… Мало…йарославец. Мелкий городишко, ничем не примечательный, разве что своим стратегическим положением. Именно отсюда Бонапарте намеревался идти на Калугу…

Им был отдан приказ удерживать город. Любой ценой. И за этот безумный день Легран потерял счет, сколько раз они сдавали позиции, а потом занимали их снова. В бушующем пламени, среди града пуль, среди рвущихся снарядов, они то шли в атаку, то отступали, оставляя раненых товарищей, которые сгорали заживо в охватившем город пожаре… Улицы были усеяны трупами, истлевшими останками, стонущими людьми, которым уже открылись ворота на тот свет…

Когда солнце скрылось, корпус Леграна еще держался. Заметно поредевший, измотанный и изможденный, он продолжал бороться за победу, пока рядом не рванул снаряд, накрыв Анатоля тишиной и чернотой.

— Кто… победил? — чуть слышно прохрипел раненый.

— Мы! — гордо заявил Жан. — Нам есть чем гордиться. Правда… — он запнулся, крепче перехватив Леграна, — многие из наших погибли.

— Этьен?

— И Этьен, — Живчик тяжело вздохнул. — Ну вот мы и пришли.

Анатоль буквально рухнул рядом с костром. Переход сюда отнял последние силы, и он снова погрузился в темноту.

Через день пришел приказ отступать по старой смоленской дороге: разоренным и пустынным землям. Обескровленная армия уже не могла сражаться, а путь через богатые провизией земли был перекрыт русскими. Теперь оставалось одно — добраться домой. Но даже тогда никто не мог представить, что в недалеком будущем многие из выживших будут завидовать тем, кто пал на поле сражения.

Глава Обители сидел за столом, слегка покачиваясь в кресле. По его непроницаемому лицу невозможно было определить: сердится он, или настроен миролюбиво.

— Маугли?

— Гхм, — кашлянул я. — Добрый день.

— Добрый, — тот сдержанно улыбнулся. — Надеюсь.

— Я тоже.

— Перс рассказал, что произошло, — Ирбис не стал бродить вокруг да около. Выпрямился в кресле, забарабанил пальцами по столу. — Но мне интересно услышать твою версию.

— Не думаю, что она будет особенно отличаться, — начал я, не собираясь ничего утаивать. Вранье — не выход. Ложь охотник чувствовал как гончая — дичь. Да и к чему скрывать новые способности, если мне требовались объяснения как ими управлять? — Честно говоря, мне самому непонятно, что случилось. Это началось еще около стен башни, когда мы схватились с Бесом. Он меня прижал, но внезапно все вокруг стало черно-серым, а люди превратились в красные пятна.

— Говорят, ты свалил Беса одним прикосновением, — Ирбис не выказал ни удивления, ни уважения. Он вытащил из папки, лежащей на столе, лист бумаги, и начал его перегибать, складывать, разворачивать и опять складывать. Прямо как тогда, на собрании, когда сделал фигурку лиса. Наблюдать за ним было странно — его пальцы порхали над бумагой, а сам он смотрел прямо на меня. И от его пронзительного взгляда становилось не по себе. — А еще говорят, что у тебя отросли клыки.