Расхитители гробниц - [12]

По его глубокому убеждению, свою особую таинственную роль в этой катастрофе сыграл капитан Смит. Это был безупречной репутации моряк, настоящий морской волк – да мало ли можно дать эпитетов человеку, которому доверили командовать самым крупным кораблём своего времени!

Прекрасный был капитан, но только до 15 апреля 1912 года. В тот день, едва ли не во всех его приказах, поступках и даже манере держаться явно сквозила какая-то ни с чем не сообразующаяся странность.

Сначала он вдруг приказал изменить курс корабля, затем последовало распоряжение предельно увеличить скорость движения – и это не смотря на неоднократные предупреждения с других кораблей о наличии в этом районе крупных айсбергов. Потом, когда уже потребовалось срочно спускать шлюпки на воду, Смит своими действиями внес лишь сумятицу в действия команды; счет шел на секунды, а капитан, казалось, полностью утратил способность принимать ответственные решения. Когда же, наконец, он очнулся от апатии, было уже поздно: больше половины пассажиров и большинство членов команды были обречены на гибель из-за того, что почти все шлюпки, спущенные на воду, оказались полупустыми…

В том единственном рейсе на борту «Титаника» находились две тысячи пассажиров; в трюмы загрузили сорок тонн картофеля, двенадцать тысяч бутылок минеральной воды, семь тысяч мешков кофе, тридцать пять тысяч куриных яиц и… одну египетскую мумию. Лорд Кентервиль вез её из Лондона в Нью-Йорк. Это были забальзамированные останки придворной прорицательницы Аменофис, весьма популярной личности при дворе фараона Аменхотепа IV, о чем говорило обилие богатых украшений и амулетов, обязательных на особах столь высокого социального положения. В Египте мумия была извлечена из усыпальницы, над которой стоял небольшой храм. Говорят, что когда профессиональный искатель древностей итальянец Марченцо Урицы открыл саркофаг с этой мумией, под её головой лежала фигура Осириса с такой надписью: «Восстань из праха, и взор твой сокрушит всех, кто встанет на твоем пути». На глазах мумии лежали «магические» самоцветы, которые на «Титанике» по какой-то неизвестной причине сняли.

Мумия была слишком ценным грузом, чтобы держать ее в трюме, поэтому деревянный ящик с саркофагом, в котором она находилась, поместили в небольшое подсобное помещение, расположенное прямо за капитанским мостиком.

Уже потом выяснилось, что многие вахтенные офицеры и рулевые матросы в том рейсе вели себя как-то странно. Привлечённый к расследованию эксперт-учёный объяснил это так, что давно известно, что немало исследователей, имевших дело с мумиями, мучились потом определенными помутнениями рассудка: бредили наяву, впадали в прострацию, утрачивали дееспособность. И кто знает, может быть, «сокрушающий взор» именитой предсказательницы пронзил капитана Смита, и он стал еще одной жертвой проклятия фараонов?! Вполне возможно, что лорд Кентервиль предложил первому лицу на корабле осмотреть мумию жрицы-прорицательницы, для чего снял с её глаз магические камни, что и повлияло на поведение капитана и решило судьбу «Титаника».

Поведав всё это своему другу, Марти высказал своё мнение:

– Ты как знаешь, Уилли, но я бы ни за какие блага мира не поехал в этот Египет, где порядочному джентльмену и честному христианину угрожает вся эта тысячелетняя чертовщина.

На это Уильям, перепрыгивая через ступеньки, только ухмыльнулся. Нет, всё-таки настоящим мужчиной надо родиться!

Милый, милый Марти, разве он мог понять душу юного романтика, уже предвкушающего фантастические приключения и лавровый венок общепризнанного храбреца. Видимо, подруга Бартона была права, когда в разговорах частенько снисходительно отзывалась о Когмане, как о, в общем-то, милом юноше, но совершенном тюфяке.

Глава 5. «Шутка» Размзеса Второго

Насвистывая бравый марш королевских гвардейцев, Бартон отправился на встречу с любимой. По дороге он продолжал размышлять о мумиях и жутковатом ореоле, который их окружает. Решив не слишком доверять страшилкам, которыми нагрузил его в дорогу впечатлительный Март, Бартон с откровенной иронией вспомнил и другую «кошмарную» историю. Её поведал матери Марти друг их семьи – старый полковник Джеймс Вудли, целый год прослуживший военным советником при дворе египетского паши.

«Полковник клялся моей матушке, что лично был свидетелем всего – уверял Марти. – Особенно в рассказе полковника мне понравился эпизод, в котором он рыбкой сиганул в окошко!». Очкарик от души рассмеялся. Впрочем, он тут же виновато огляделся, как бы окружающие не сочли такое его поведение чересчур вызывающим.

…История, о которой рассказал матери Мартса друг семьи, действительно произошла в Национальном музее Каира, где с 1886 года покоились под неусыпным наблюдением специалистов останки фараона Рамзеса II.

Вечер того дня выдался на редкость влажным и жарким. Как обычно, зал саркофагов был полон посетителей. Но с наступлением темноты вспыхнул непонятный свет, и вдруг из саркофага Рамзеса II раздался резкий, протяжный скрежет. Посетители увидели леденящую кровь картину: саркофаг под стеклом качнулся, потом мелькнул немым криком перекошенный рот мумифицированного фараона; почерневшее скелетообразное тело его содрогнулось, лопнули стягивавшие мумию бинты; руки, покоившиеся на груди, вдруг резко и страшно ударили в стеклянную крышку витрины; осколки битого стекла посыпались на пол. Казалось, что мумия – иссушенный и несколько секунд назад ещё надежно запеленатый труп – вот-вот бросится на насмерть перепуганных туристов.