Расцвет русского могущества - [13]

Для нашей цели из приведенных свидетельств выясняется несомненное и существенное одно: что славяне под именем вендов, как и литва, сидели на Балтийском побережье с незапамятных доисторических времен. Конечно, из всего славянства, как думают и лингвисты, эта балтийская ветвь была самым ранним передовым пришельцем в Европу, предварившим остальных и оставившим позади себя восточную, или понтийскую, ветвь. Не потому ли на Руси, быть может, с незапамятных, первобытных времен балтийские славяне и прозывались варягами, от древнего глагола варяти – предупреждать, упреждать, пред-идти, что вообще означало передового, а следовательно, и скорого, борзого путника?

Относительно древних связей всего венедского поморья с Русской страной нам остается только вопросить здравый смысл. Если венды, живя в устьях Вислы и Немана и далее по берегу к северу, успели распространить свои поселки до пределов Дании, почти до Нижней Эльбы, если их морские и торговые предприятия заходили не только в Немецкое море, но и в Атлантический океан, то, живя у самых ворот нашей равнины, могли ли они оставить без внимания ее природные богатства и не попытать счастья в проложении дорог по нашим рекам к далеким морям Юга и Востока, которые вдобавок им были хорошо известны и от постоянных сношений с греками. Главные наши речные пути по Днепру, Дону и Волге были знакомы грекам в очень давние времена. Не иные, а, несомненно, торговые сношения между морями нашей страны были, по-видимому, известны еще в век Александра Македонского. Сам Александр знал, что из Каспийского моря можно проехать в океан, и имел даже описание этого пути. Греческие поэты его времени заставляли аргонавтов возвращаться домой, в Грецию, по рекам и переволокам нашей равнины в Северный океан и оттуда вокруг Европы в Средиземное море[27]. Вот в какое время был знаком древним известный нашему летописцу путь «из варяг в греки», и по Днепру, и по морю до Рима и до Царьграда.

Диодор Сицилийский прямо говорит, что «многие как из древних, так и из новейших писателей (между последними Тимей середины III века до Р. X.) объявляют, что аргонавты по взятии Золотого руна, сведав, что выход из Понта был им заперт, предприняли удивительное дело. Они вошли в Танаис (Дон), доплыли до самых его источников и, перетащив свой корабль по волоку в другую реку, которая впадала в океан, свободно туда проплыли, причем от севера на запад так поворотили, что матерая земля оставалась у них слева, потом они вошли в свое греческое, т. е. Средиземное море»[28]. Известие Диодора раскрывает, что торговый путь по нашей равнине проходил и по Дону. Вот по какой причине Птолемей во II веке знает на Верхнем Дону какие-то памятники Александра и Цезаря. Однако донская дорога была вообще меньше известна, чем днепровская, т. е. настоящий наш варяжский путь. В некотором смысле этот последний путь почитался как бы границею между Азией и Европой, и потому Плиний (79 год по Р. X.) хотя по неведению и не может прочертить его в подробности, однако в точности представляет его в своей географии. Окончивши описание островов на Черном море и остановившись на последнем из них (вблизи устьев Днепра), именем Росфодусе, он потом переносится, по его словам, через Рифейские горы, т. е. вообще через возвышенность нашей страны, прямо на берега Балтийского моря, а именно в Вендский залив к устьям Немана, откуда и начинает исчисление тамошних народов и рек, идя от востока же: сарматы, венеды, скирры, гирры; реки Гуттал, Висла и пр. Очевидно, что в этом мысленном переходе с юга на север, от Черного к Балтийскому морю и прямо в залив к венедам, географ следовал давно сложившемуся, живому представлению о существовавшей здесь очень проторенной дороге.

Прямое свидетельство о янтарной торговле, проходившей именно по этому пути, сохранилось у Дионисия Периэгета, который рассказывает, что этот драгоценный товар, нежно сияющий, как блеск молодой луны, приносится двумя реками, спадающими с Рифейских высот в раздельном течении, на юге Пантикапой (река Конка, текущая одним руслом с Днепром) и на севере Альдескосом, при излиянии которого, по соседству с оцепенелым морем, и нарождается янтарь. Какая река носила имя Альдескоса, неизвестно, или же этим словом обозначалась вообще оцепенелая страна льдов, трудно сказать. География IV века (Маркиан Гераклейский) описывает, что в таком же направлении с Алаунских гор текут Днепр и Рудон, древнейший Эридан. В точности нельзя определить, какой реке принадлежит это имя. Древние знали только, что от верховьев Днепра в Ледяное море протекала другая река, связывавшая водяной путь из южного в северное море[29].

Этих неоспоримых свидетельств очень достаточно для утверждения той истины, что путь «из варяг в греки», от балтийских венедов к черноморским руссам, существовал от глубокой древности, перебираясь с течением веков все севернее: с Немана на Двину (Рудон, как объясняют), потом на Неву и в Волхов.

До сих пор одно только сомнительно, и это по милости академического учения о создателях Руси, норманнах, – в чьих руках находился этот путь, по чьей земле он проходил? Обитали ли тут наши же славяне, или вся эта страна принадлежала чужеродцам? Для доказательства, что здесь жили и всем путем владели чужеродцы, например, готы, норманны, не требуется ничего, кроме доброй воли беспрестанно твердить об этом. Но коль скоро вы скажете, что здесь искони веков жили те же славяне, предки теперешнего русского племени, самые прямые наши предки, хотя и носившие другие имена, то в этом случае от вас потребуют доказательств самых осязательных, почти таких, которые могли бы до очевидности показать, что и за 2000 лет по этому пути существовали губернии Херсонская, Екатеринославская