Рапсодия: Дитя крови - [110]

История, которую Ллаурон прежде никогда не рассказывал, заинтриговала Рапсодию.

— Какие проблемы? — спросила она, изо всех сил стараясь скрыть возбуждение.

— Ну, понятное дело, Элинейное страшно огорчилась, узнав, что Меритин не вернулся. Ведь именно любовь к нему заставила ее пустить на свои земли людей, а не местных лиринов. В дополнение ко всему она не знала, что с ним произошло, и ей показалось, что он ее предал. Она впала в страшную ярость, покинула свои земли и скрылась в пещере в северной пустоши, там, где Меритин впервые написал послание Гвиллиама: Cyme we inne frid, frara the grip of deap to lif inne dis smylte land.

— А что оно означает? — мрачно спросил Акмед.

— О, как же невежливо с моей стороны! — улыбнувшись, вскричал Ллаурон. — Сейчас я вам переведу. На древненамерьенском и всеобщем торговом языке оно означало: «Намерения у нас самые мирные, мы вырвались из объятий смерти и мечтаем жить на этой прекрасной земле». Именно благодаря этой фразе беженцы с Серендаира получили свое имя «намерьены». Так их стали называть местные жители, с которыми они здесь познакомились, поскольку эти слова всегда звучали при встрече… Самым же печальным в этой истории явилось то, что если бы Меритин не любил Элинсинос, она бы узнала о его судьбе. Как вы помните, он подарил ей свечу Кринеллы — сигнал бедствия. Несмотря на свои небольшие размеры, это был очень сильный артефакт, поскольку он соединял в себе две противоборствующие стихии — огня и воды. Если бы маяк оставался с Меритином, когда затонул корабль, Элинсинос увидела бы его свет и, возможно, сумела бы спасти своего возлюбленного. Но моряк подарил свечу драконице в знак своей любви, чтобы она о нем не горевала. К сожалению, так часто бывает с благими намерениями. И вот теперь он украшает кольцо для ключей у самого обычного старика. — Ллаурон засунул руку в карман рясы и вытащил маленький хрустальный шарик размером с каштан.

Крошечный огонек, заключенный внутри шарика, пронзил мрак, окружив Главного Жреца сиянием, затмившим свет костра.

Рапсодия, несмотря на все усилия казаться равнодушной, от изумления и благоговения открыла рот.

— Это она? Свеча Кринеллы?

— Или она, или очень хорошая копия, — рассмеялся Ллаурон. — Торговцам старинными вещами нельзя доверять до конца.

— Вы его купили? Древний артефакт?

— Да, и выложил за него кругленькую сумму.

— Вы сказали, что существовало две проблемы. — Голос Акмеда разрушил чары, которые, казалось, опутали всех присутствующих. — Какова вторая?

Ллаурон перестал улыбаться и нахмурился:

— Покидая Элинсинос, Меритин не знал, что у нее будет ребенок.

26

— РЕБЕНОК? Драконица была беременна?

Взглянув на Рапсодию, Ллаурон расхохотался:

— Представляете, какая забавная получится картинка, если только хватит воображения, чтобы ее себе нарисовать.

— Ничего тут забавного нет, — заявила Рапсодия. — Мне это кажется печальным. Она была напугана, одинока, страдала, думала, что ее предал человек, которого она любила. В особенности, если она оказалась в чужом для себя теле и не могла из него выбраться.

Певица замолчала, и огонь тоже притих.

— Да, вы правы. По-видимому, именно по этой причине она сделала то, что сделала.

— А что она сделала? — поинтересовался Акмед, которого начала раздражать медлительная манера рассказчика.

— Когда Элинейное увидела, что среди тех, кто прибыл с Первым флотом, нет Меритина, она оставила детей у подножия Дерева и ушла.

— Детей? — удивленно переспросил Грунтор, и Рапсодия от неожиданности вздрогнула: великан до сих пор хранил безмолвие. — Их было несколько?

— Она родила трех девочек — тройняшек, — хотя и не похожих друг на друга. Поскольку в своем естественном виде драконица откладывала яйца, рождение нескольких детенышей было для нее делом самым обычным. Когда намерьены пришли к Дереву, они встретили там трех девушек; дети Элинсинос выросли очень быстро, несмотря на отсутствие матери. Мне говорили, что драконы легко адаптируются к новым условиям. Девушки, как и их отец, были высокими, с золотистой кожей. Впрочем, на мать они тоже походили. Из-за того, что они обладали внешностью древних сереннов, представители Первого флота почувствовали с ними родство. Эти юные женщины обладали необычными возможностями — что и неудивительно, ведь они появились на свет от союза представителей двух Первородных народов. Поскольку их отец часто плавал вдоль нулевого меридиана, они были связаны со Временем, а также с другими стихиями. К сожалению, результатом такого дара стало безумие, которое в разной степени поразило всех троих. Самая младшая, Мэнвин, стала предсказательницей. Говорят, она была самой безумной из всех. В легендах утверждается, будто большую часть времени она разговаривала сама с собой и не замечала окружающих. И хотя Мэнвин обладала могущественным даром, он оказался совершенно бесполезным — отличить истинные предсказания от болтовни сумасшедшей женщины очень трудно… Средняя сестра, Ронвин, видела настоящее. Говорят, она была доброй и мягкой, но только на короткое мгновение, поскольку не помнила своих мыслей, когда настоящее становилось прошлым… Из трех дочерей Элинсинос только старшая, Энвин, смогла разговаривать с беженцами. Она хранила секреты прошлого — знание менее опасное и изменчивое, чем у ее сестер. Она вела себя разумнее остальных. Она знала, кто такие намерьены и почему они появились здесь, и потому смогла принять их на землях своей матери. Намерьены, считавшие Энвин живым связующим звеном между миром ее отца и новым миром — миром ее матери, — сделали старшую дочь Элинсинос своей королевой и установили мирные отношения с окружающими землями и Реалмалиром, принадлежавшим лиринам. Лллаурон вздохнул и продолжил рассказ: — Теперь перейдем ко Второму флоту. В отличие от Первого, понесшего урон от страшного урагана, моряки Второго заметили приближение бури, поскольку находились на некотором расстоянии. Они практически не пострадали, хотя несколько кораблей все-таки погибло. Однако из-за бушующей непогоды они сбились с курса. Вскоре появилась земля, и вместо того, чтобы искать рай Меритина, командующий Вторым флотом, великий воин Маквит, решил высадиться в необитаемых землях под названием Маносс. Они и их потомки живут там и по сей день.