Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке - [91]

Ещё один очередной провал. Слишком легко украсть у музыканта его труд, что отнять конфету у ребёнка — немудрёное дело. Грустно становится, и всё это из–за лишнего доллара. Затем родилась у них идея отправить меня на гастроли, играть концерты — это гарантировало бы им приток наличных денег.

С самого начала проект Eric Burdon and War продвигался чрезвычайно плохо, и чтобы спасти положение, я принял радикальное решение: отвезу–ка ребят в Англию. Разве мог я знать тогда, что это рискованное приключение совпадёт с самой большой трагедией в истории рок–музыки, со смертью Джими Хендрикса.

На дворе 1970 год. Начало нового десятилетия. Новые группы, новые концепции. Рок фестивали стали прибыльным делом. Летом Джими играл на острове Уайт. И я был убеждён, что всё идёт отлично.

В смысле пластинок, за предыдущие два года у меня было две успешные сорокопятки, попавшие в Америке в горячую десятку — Sky Pilot и San Franciscan Nights.

После того, как мой брак окончательно распался, я вступил в Войну, прогрессивный ансамбль, полностью состоящий из чёрных музыкантов. Наша первая пластинка так и называлась: «Эрик Бёрдон объявляет войну». Как продюсер, Голдштейн великолепен. Голд же в это время расшатывал твердыню Метро—Голдвин-Мейера, стараясь снять с меня цепи. И, оберегая от них Войну, заключил контракт с Юнайтед—Артистс. Близнецы—Золотая-Пыль, казалось, были полностью на моей стороне.

В сентябре я добился, чтобы Война выступила в джазовом клубе у Ронни в Сохо. Мне нравилась идея ввести рок–музыкантов в чисто джазовое место и посмотреть, что из этого выйдет. Поэтому после наших гастролей по Штатам и Канаде мы прилетели в Лондон, сыграть целую неделю у Ронни.

Это было для нас очень престижно, и в Войне была некая степень сплочённости, которая заставляла нас быть всё время вместе. Мы все полностью были поглощены работой и заставили–таки эту джазовую аудиторию пошевелить своими задницами. Даже Близнецы—Золотая-Пыль отложили свои дела, чтобы посмотреть на мою работу. Англия настолько мала, что если побить Лондон, то и вся страна будет лежать у твоих ног — такова моя теория. И новость фидбеком ударила по Штатам, и — в яблочко! Международный успех.

В понедельник вечером мы начали. Публика была довольна, и это передалось группе. В восторге был и Стив Голд. Ещё одна его «лично им осуществлённая» мечта воплощалась прямо пред его немного выпученными глазами.

В первый же вечер в клуб пришёл Эрик Барретт, роуди Джими Хендрикса. Он сидел у барной стойки, потягивая свою пинту. Меня он заинтересовал. Молодое, открытое лицо, длинные чёрные вьющиеся волосы чуть прикрывают ясные глаза.

— А где Джими?

— С этим я и пришёл сюда, хочу поговорить с тобой о нём, — сказал Эрик.

Выяснилось, что Джими хотел бы встретиться. Он уже торчит в Лондоне целый месяц, сидит у себя, никуда не выходит и ничего не делает. Последний раз я видел его сильно нагруженным. Ну, в тот раз, в Бель—Эйр, когда он побил одну из своих подружек. Слышал я про него разные слухи, даже то, что однажды его похитили, и, попробуйте угадать, кем было организовано это похищение? Ни за что не угадаете! … М. Дж. — вот кем!

Я предполагал, что Джими не упустит возможности, и это было бы здорово, прийти в клуб и поджемовать со мной и моей Войной. Я сказал Эрику, что очень сожалею, что у Джими депрессия и что он не выходит из своего номера, но вот, что мы сделаем:

— Мы всё время здесь, знаю, он обязательно объявится. Скажи ему, что мы его ждём, что мы даём по два концерта и будем рады его видеть, скажи, чтобы захватил гитару, и мы сыграем с ним джем. Приведи его, наконец, сам!

Джими нарисовался следующим же вечером и пришёл от всего этого в восторг. С ним была его гитара, но его так качало из стороны в сторону, что играть он был не способен, поэтому я сказал ему, чтобы приходил завтра. И он ушёл под руку с этой его новой девочкой, Моникой Даннеманн. На следующий вечер он пришёл, но уже одетый в свой любимый психоделический костюм и выглядел совершенно безукоризненно. Он сидел за столиком вместе с Моникой, и вид у него было довольно мирный.

Я подошёл и шепнул ему на ухо, что подам знак, когда придёт время. Мы отыграли уже почти целое отделение, и когда пришло время Tobacco Road, Джими поднялся на сцену и включился в игру. Он сделал попытку повести, но никто из ребят даже не обратил на это внимания. С драматическим эффектом он окончил своё соло. Для него оказалось большой неожиданностью, что вела группа. Он не был их боссом, а всего лишь гостем, они даже толком не знали, кто он, и могу сказать, что это его сильно задело. Он уже сделал шаг, уйти со сцены. Я перехватил его и сказал:

— Ты не уйдёшь отсюда, дружок, не всё ещё кончено.

Он развернулся и снова, подключив гитару, заиграл аккорды «wacka diddy wacka diddy». Парни осознавали, что находятся на вершине славы, но мы его удержали и сыграли с ним Mother Earth, Мемфиса Слима.

Он привёл в ступор нашего гитариста, Говарда Скотта, сыграв лучшее соло, которое я когда–либо слышал, и сорвав гром аплодисментов. Джими подошёл со своим извинениями к Говарду, который стоял, просто опустив руки, совершенно невменяемый от услышанного только что. Мы продолжали играть, пока Ронни Скотт не стал подавать нам сигналы руками, что пора сворачиваться.