Ранняя печаль - [33]

Рушан дожидался поезда из Павлодара, и в это время по вокзальному репродуктору передали тот самый указ: "В связи с неблагоприятными обстоятельствами с первого апреля временно повышается цена на сливочное масло, до трех рублей пятидесяти копеек за килограмм".

Рядом с ним стояла группа людей, тоже, видимо, ожидавших опаздывающий поезд. Как они зло, с неодобрением восприняли правительственное сообщение! Особенно неистовствовала полная, в теплом пуховом платке, женщина, уверявшая остальных, что "временно" означает "на всю жизнь".

Рушан в пору молодости принадлежал к тому несметному большинству, кто безоговорочно верил в официальную пропаганду, в любое печатное слово, и потому счел своим гражданским долгом подойти к злобствующей, на его взгляд, группе обывателей и высказать свое мнение, разъяснить, как комсомолец, правительственное решение. Он бесцеремонно подошел к людям и жестко, с сарказмом заявил:

-- Вы, товарищи, наверное, прослушали одно важное слово. "Временно"! Понимаете -- вре-мен-но... Кончатся временные трудности, и масло станет дешевле прежнего. Я лично в этом не сомневаюсь, -- и, гордый своим поступком, отошел от них подальше.

Эту сцену ему никак не удается забыть -- в последние годы замучили постоянные перебои не только с маслом, и он мысленно всегда просит прощения у тех людей, которых он посчитал зажравшимися обывателями. Как молод и наивен он был! И разве он один?

Экибастуз, Маленков, Солженицын... Опальный вождь и опальный писатель... Как все переплелось на нашей грешной земле. Как ни крути -- все они, включая и Рушана, уезжали с этого крошечного перрона, из города, известного в ту пору суровыми тюрьмами и первым в стране рудником, где разработки велись открытым способом. Сейчас, когда книги Солженицына широко издаются на родине, Дасаев с особым волнением берет каждую из них в руки: а как же -- с одного перрона когда-то отъезжали...

С Солженицыным Рушан ощущает близость еще и потому, что, говорят, "Раковый корпус" тот написал в ташкентской больнице, или в Ташкенте пришел ему замысел романа, когда поставили ему страшный диагноз...

XIII

Судьба человека складывается из потерь и обретений. Иногда того или иного бывает чуть больше или чуть меньше, и по этому соотношению жизнь, наверное, принято считать счастливой или несчастливой, удачной или неудачной. В любом случае она -- бездонный кладезь, где в итоге хватает всего, если, конечно, не сойдешь с дистанции раньше времени и дотянешь до финиша и появится желание на старости лет окинуть взглядом прошлое спокойно и беспристрастно, потому что эта жизнь как бы твоя и уже не твоя, и лучше тебя это никто не сделает, даже самый талантливый писатель. Наверное, поэтому Рушану хотелось бы оставить записи и о себе, ведь без них не будет полной картины времени, как и без каждого из нас, и, может быть, какие-то вехи его пути, симпатии и пристрастия помогут понять, почему он так или иначе воспринимал события, судьбы, потери, с которыми довелось столкнуться на огромном пространстве от мыса Рока на высоком берегу Атлантики до порта Находка на Тихом океане.

Да и что такое потери? Чаще всего под потерями мы подразумеваем нечто физическое, материальное, а ведь они бывают разные, самые неожиданные, невероятные, иных потерь мы даже не ощущаем до определенного времени.

Одна такая случилась с ним довольно рано, в том возрасте, когда к потерям человек еще не готов и вряд ли обращает на это внимание. Теперь Рушан часто возвращается к тому времени, потому что тогда не придал этому значения и только сейчас осознал глубину давней утраты. И то хорошо, ведь не зря говорят: лучше поздно, чем никогда...

Он снова возвращается в Мартук, на несколько пятилеток назад. Такая форма отсчета жизни была принята только у нас в стране, она помогает ему острее почувствовать ушедшее, как в песок, время. Он снова вспоминает девочку, написавшую в школьном сочинении на вольную тему "Кем хочешь быть?", что мечтает стать балериной.

Сегодня никому эта мечта не показалась бы странной, тем более, если ныне в подобных сочинениях иные дерзкие школьницы пишут, что хотят стать валютными проститутками. Но тогда... О, тогда мартукские обыватели крепко вцепились грязными руками в хрустальную мечту простодушной девчонки и потом долго еще насмехались над ее надеждой, улюлюкая при каждой неудаче: "балерина". Тем более, что наша жизнь, куда ни кинь, редко состоит из одних успехов.

Может быть, Валя и сама знала, что у нее нет никаких шансов стать балериной, ведь этому искусству учатся сызмальства, в специальных школах и студиях. Конечно же, ничего подобного не было в пыльном Мартуке, и, судя по всему, вряд ли появится в обозримом будущем. Наверное, это была даже не надежда, а так, легкая и хрупкая мечта, изящный минутный каприз девочки, у которой взрослые однажды решили выведать самое сокровенное.

Выведали... и разнесли по поселку на всеобщее посмешище...

Это у нее однажды с горечью вырвалось: "Боже, нам уже по двадцать восемь лет!" Неизвестно, от какого критического возраста она мысленно отталкивалась, -- но эта цифра в ее устах прозвучала почти трагически. Рушан тоже давно имел точку отсчета возмужания, взросления -- правда, поменьше, в двадцать пять, -- но оба они уже в полной мене ощущали свой возраст.