Ранний ледостав - [45]

— Да ты-то чем ему поможешь? То, что раньше делал — да, понятно. А сейчас? Наоборот, нам лучше бы поскорее в поселок попасть, сообщить обо всем в контору.

— Сообщать — это надо в Порават, а не в Ванды. А добраться ли нам теперь до Поравата — это еще вопрос… Это ж не шутки — полста верст вкруговую по льду. А ну, как он тронется? О, семь богов на небе! У ледохода знаешь, какая сила? Нашу лодку, как скорлупку сотрет. Если сообщать — надо что-то иное придумать. Как-то по-другому…

— Да что тут придумаешь-то? Мы же не птицы, крыльев нам бог не послал…

— Крыльев, говоришь, не послал? — Арсин даже скатился со своей лестницы. — Слышишь, Таясь? Здесь же вертолеты в сторону Горок пролетают. Каждое утро их вижу. Вот бы с вертолетом как-то весточку передать…

— Да что ты хоть говоришь, Арсин! Так он к тебе и сядет, вертолет!

— Можно вот что сделать… Что, если костер большой на льду разложить? А? И самим там стоять, махать платком. Может, увидит летчик, а? Как думаешь, Таясь?

— Ну, не знаю. Пусть у Юхура об этом голова болит. Его стадо.

— Ладно, Таясь. Давай не будем здесь болячки старые расковыривать… Голова у меня тяжелая что-то. Устал. Может, я вздремну ненадолго? Закончит Юхур свое дело — придет, разбудит.

И Арсин, едва добравшись до нар, тут же уснул.

Разбудил его скрип двери, быстрый женский разговор. От накопившейся за эти дни усталости, от гребей ныло все тело. С трудом открыв глаза, он увидел через окно, что солнце залило своим золоченым светом весь остров. Надо было вставать. Он сладко зевнул, одолевая ломоту, уселся на нарах.

И тут увидел, что у порога, не выпуская деревянной дверной ручки, стоит жена Юхура Хорьяр — в ярко-красном платке с длинными кистями, в красиво изузоренной белой ягушке.

— Арсин аки[4], муж вас на улицу просит выйти. Разговор к вам важный имеет.

— Да ты заходи в избушку-то, — буркнул Арсин. — Кто так разговаривает: одна нога дома, другая — еще за порогом. Садись, попей с моей Таясь чаю.

Хорьяр как-то неуверенно пристроилась у самого окна.

— Сказываешь, разговор имеет? — переспросил Арсин, вставая с нар. — Ну что ж, выйдем на улицу, коли так.

Юхур, в надетой поверх малицы ситцевой сорочке, сидел на любимом Арсиновом «диване» и покуривал сигарету. Увидев Арсина, бригадир вдруг переменился в лине — только что оно было спокойным, благодушным, а тут вдруг враз стало каким-то умильно-заискивающим, и Арсин сразу насторожился.

«Вишь, как, и глаза уже не суживаются грозно, не мечут острые стрелы, как тогда в конторе, когда оленей мойпар угнал, — подумал Арсин. — Что, неужто вины своей так боится?» — Пытаясь разгадать, что у бригадира на уме, он, не заметив сам, так пристально вперился в него, что Юхур не выдержал и отвел глаза. Откашлялся, как будто у него вдруг запершило в горле и, не глядя на Арсина, тихо сказал:

— Знаешь, о чем я сейчас думал…

— Да где ж мне знать! Чужая мысль — как ловушка неосмотренная. Что-то она еще преподнесет?

— Ну, а если вдруг хорошего зверя? Стоящего!

— Ладно, не будем концы языков вхолостую стесывать. Говори, что хотел?

— Я, Арсин, знаешь ли, — замялся Юхур, — о тебе тут думал… Много тебе пришлось попотеть, шибко много. Я ведь, как пастух, сразу все понял, еще когда ты только перевозил меня. А теперь своими глазами твою работу увидел. — Он сделал длинную затяжку и бросил окурок к ногам. — Стыдно мне будет, Арсин, если за такой труд не отблагодарю тебя. В старину знаешь, как в таких случаях говорили? Рыбу имеешь — самого жирного осетра отдай, мехами богат — драгоценной выдрой одели, оленями владеешь — самую породистую важенку не пожалей. А в старину люди толк знали…

Юхур опять посмотрел на него все тем же умильно-заискивающим взглядом.

— Так что, Арсин, ничего для тебя не жалко. Любую важенку в стаде выбирать можешь. С теленком вместе. И эту авку, которую приручил — тоже можешь себе забрать…

— Ох, какая щедрость! Да ведь это ж совхозные олени, не твои!

— Ну и что из того? — Юхур встал, подошел к Арсину поближе, понизил голос: — Эка важность — совхозные. Надо будет, спишем. Падеж. Мало ли при отеле оленей пропадает? Спишем — и кто узнает? Никто. Только мы с тобой и будем в курсе…

Арсин вдруг всем нутром почувствовал, что Юхур не сказал еще самого главного — что награду эту предлагает не просто так…

— Слушай-ка, Юхур, — начал он, осторожно пытаясь выяснить, что же ему все-таки от него нужно. — Это ведь очень дорогой подарок. Мне, наверно, заплатить нужно будет кое-что, да?..

— Ни копейки! — тут же откликнулся Юхур. — Только молчи — и все!

— Как молчать?

— Очень просто. Чтобы в поселке, ну в конторе, не узнали про то, как стадо отбилось. До директора чтоб не дошло.

— Да разве ж можно такое дело скрыть? — рассмеялся Арсин. — Тут ведь не один олень. Стадо целое! Рано или поздно все равно известно станет!

— После — пусть, когда беда минует. Тогда уже не страшно. Забудется, простится…

— Что-то я, Юхур, никак в толк не возьму… Как же ты стадо-то собрался спасать, если сообщать не хочешь? Оленей ведь на другую сторону надо перевозить.

— В селенье Ванды рыбаков много. Перетолкую с ними.

— Рыбаки? А ведь им за работу ого-го, сколько платить придется!