Раннее творчество А. Блока - [2]
Соловьев Владимир Сергеевич (1853–1900) — поэт, критик, философ. Закончил Московский университет со степенью кандидата по историко-филологическому факультету. Главной жизненной задачей считал преобразование мира с помощью христианского учения. Основные философско-публицистические работы Соловьева — «Оправдание добра», «Три разговора», «Духовные основы жизни», «История и будущность теократии» и др. По мысли Соловьева, все сферы жизни едины, бытие целостно, и потому ни наука, ни философия, ни догматическое богословие в отдельности не могут выразить истину. Сопряжение религии и философии, материализма и идеализма, мистического и эмпирического может привести к постижению всеединства (единства всего сущего в Боге). Истина, добро и красота вместе выражают полноту бытия. В философской поэзии Соловьева идею всеединства выражают «душа мира», «вечная женственность», в которой слиты София (мудрость), Красота и Эрос (любовь). О мистических встречах с «подругой вечной» поэт написал поэму «Три свидания. Москва — Лондон — Египет. 1862-1875-1876». «Душа мира» явилась поэту в «пурпуре небесного блистанья», с «очами, полными лазурного огня». К этим образам обратится Блок в ранней лирике.
«Стихи о прекрасной Даме»
«Стихи о Прекрасной Даме» включают около 800 стихотворений, написанных в 1901–1902 годах. У цикла есть биографический подтекст — взаимоотношения А. Блока и его невесты Л. Менделеевой, но житейский сюжет, безусловно, не является идейно-художественной основой «Стихов о Прекрасной Даме». Лирический сюжет цикла основан на мистической истории — «истории несостоявшегося слияния поэта с «душой мира», Вечной Женственностью» (З.Г. Минц).
Образ Вечной Женственности, Владычицы Вселенной, Прекрасной Дамы восходит к философской концепции В. Соловьева.
Герои «Стихов о Прекрасной Даме» — Он и Она. Он — рыцарь, Она — Прекрасная Дама, он — служка, инок, Она — Божество, «Дева, Заря, Купина», он — безвестный раб. Она — царица. Иными словами, герои принадлежат разным мирам: он — низшему, земному, она — высшему, небесному («Отдых напрасен. Дорога крута…», «Кто-то шепчет и смеется сквозь лазоревый туман…»). Этим объясняется драматическая напряженность чувств: герой стремится к соединению, слиянию с возлюбленной, но это слияние невозможно в земном мире, которому герои принадлежит.
Герой отдается служению Прекрасной Даме подобно тому, как это делали средневековые рыцари. Но его подвиг — не в битвах и победах, а в верности и ожидании Ее явления, ожидании, которое близко религиозному переживанию, чаянию Богоявления («Ветер принес издалека…»).
В «Стихах о Прекрасной Даме» возникают сквозные образы-символы, характерные для всего творчества поэта. Это заря, закат, лазурь, река, ветер, весна, небо, музыка, песня и др. («Сумерки, сумерки вешние…»). У каждого из них есть определенное мистическое значение (подробнее см. урок, посвященный циклу «Стихов о Прекрасной Даме»). Для цикла характерно развитие лирического сюжета: ожидание пришествия Прекрасной Дамы (по сути — Богоявления) сменяется разочарованием в мечте. Возлюбленная предстает в облике земной женщины, и это воспринимается как трагическая развязка отношений («Мы встречались с тобой на закате…»).
«Распутья». Новые тенденции
В цикле «Распутья» сохраняются некоторые мотивы, характерные для «Стихов о Прекрасной Даме» («Я их хранил в приделе Иоанна…» — стихотворение с обычной соловьевской атрибутикой — «огонь лампад», «служенье», «Она», «свечи», «Встречи»), но вместе с тем появляются и новые, связанные с умонастроениями, которые рождены земной жизнью. «Голоса миров иных» тускнеют, и поэт обращается к здешнему миру, который оказывается миром зла. Зло земной жизни — демоническое, мистическое (см., например, стихотворение «Все кричали у круглых столов…»), при этом оно проявляет себя в повседневном существовании. Обращение к повседневности свидетельствовало о том, что Блок отходит от философии Соловьева, для которого повседневность никогда не становилась предметом изображения. Теперь в лирике Блока скорее слышны декадентские мотивы, в частности безоценочное изображение зла, эстетизация зла (зло изображается как красивое). В целом мир дисгармоничен, поэтому подчас предстает как ряд образов, не связанных внутренне, разрозненных бессмысленных явлений («День был нежно-серый, серый, как тоска…»). Меняет облик поэт. Теперь он паяц, кривляющийся перед толпой:
Я был весь в пестрых лоскутьях,
Белый, красный, в безобразной маске.
Хохотал и кривлялся на распутьях,
И рассказывал шуточные сказки.
(«Я был весь в пестрых лоскутьях…»)
Пророческие сказания сменились «шуточными сказками». В «Распутьях» возникают и социальные мотивы. В стихотворении «Все ли спокойно в народе?..», как видно из первого стиха, появляется образ народа, причем люди здесь — жертвы некоего «народного смирителя», не имеющего конкретного облика, однако наделенного чертами ужасного («Инок у входа в обитель// Видел его и ослеп»). В «Фабрике» социальное обретает подобие конкретности. Народ — рабочие, примета их трудовой жизни — тяжелые «кули», им противопоставлены те, кто живет за «жолтыми окнами»: они смеются над обманутыми «нищими». И все же носитель зла — это «кто-то», кому нет названия, и облик его несет печать мистического. В стихотворении «Из газет» рассказана история, т. е. в нем присутствует эпическое начало. Название стихотворения указывает на «документальность» рассказа. Крупным планом поданы предметно-бытовые детали — «оловянная бляха на теплой шапке», «мамин красный платок», «щи», что, впрочем, не только рождает эффект присутствия в тексте конкретного житейского мира, но и в то же время дает представление о том, насколько для автора этот мир непривычен.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».