Раненый - [11]

— Извини, я таращился.

Мне понравилось, что он не стал игнорировать ситуацию, и еще больше понравилось, что он извинился.

— Извинения приняты, Томас.

Он пожал плечами, его потенциально привлекательное лицо вовсе не было симпатичным, когда он позволял этому образу брать верх. Возможно, я смутила его, и возможно, из-за этого ему больше не хотелось меня слушать, но, черт возьми, он это сделал.

— Когда ты за что-то извиняешься, не стоит после этого вести себя высокомерно, — заметил Мика.

Томас посмотрел на него. Полагаю, этот взгляд задумывался жестким, но он был подростком из пригорода, который всего месяц назад впервые столкнулся с насилием, его жесткий взгляд таковым не был.

Мика ответил ему спокойным взглядом.

— Извинения предполагают, что ты сожалеешь о содеянном, а если ты продолжаешь вести себя как засранец после извинений, это значит, что тебе вовсе не жаль.

— Так как? — спросила я. — Тебе жаль за то, что ты уставился, или ты извинился просто потому, что должен был?

Томас переводил взгляд с одного на другого и наконец сказал:

— Вы, ребята, странные.

— Мы сверхъестественные, — ответил Мика.

— Я не это имел в виду, — Томас по-прежнему выглядел угрюмо, но за всем этим на его лице было что-то еще. Он смотрел на нас так, словно мы сделали что-то интересное, ну или как минимум неожиданное. В конец концов, он посмотрел на меня. — Мне жаль за то, что я уставился, и это было отвратительно. Я не хотел.

— Извинения приняты.

— Когда рука восстановилась, ты смогла отжимать тот же вес, что и прежде?

— Больше, — ответила я.

Он снова недоверчиво на меня взглянул.

— Я смогла брать вес больше, потому что стала заниматься усерднее, чем когда-либо ранее, поэтому превзошла себя и стала сильнее, чем прежде.

Он на это кивнул, глаза стали задумчивыми.

— Я понял.

— Если бы я сдалась, тогда моя рука больше не работала бы, и не было бы всех этих мышц, и мне пришлось бы оставить охоту на вампиров восемь лет назад.

— Анита не встретила бы никого из нас, — добавил Натаниэль.

Томас взглянул на него.

— Что ты имеешь в виду?

— С Анитой мы повстречались через Жан-Клода. Они только-только познакомились, когда на нее напали, и если бы она оставила охоту на вампиров тогда, она могла бы его больше никогда не увидеть. А если бы у них не завязались отношения, мы бы с ней не встретились.

— Хочешь сказать, что если я буду следовать всем рекомендациям врачей, то найду настоящую любовь? — спросил Томас, закатив глаза, что очень соответствовало поведению тринадцатилетнего мальчишки, словно «настоящая любовь» интересует только девочек.

— А то ты не хочешь быть так же счастлив, как мама с папой? — поинтересовалась Мерседес с серьезным выражением лица и уперев руку в бедро.

Томас снова закатил глаза.

— Все хотят быть так же счастливы, как они.

— Все, кроме тебя? — уточнил Мика.

— Немного смущает, как они зажимают друг друга, словно ровесники моих сестер.

— Всем, у кого родители ведут себя как подростки на выпускном, стоит быть благодарными, — сказала я.

Томас скривился.

— Побудь на моем месте как-нибудь, посмотрим, как тебе это понравится.

— Я бы с радостью, но моя мама погибла, когда мне было восемь.

— Иисусе, Анита, у тебя на все случаи жизни есть самая страшная история.

— Томас, — окликнула его Мерседес, словно призывая быть паинькой.

— Все в порядке, — успокоила я. — У меня есть плохая история почти на любую тему.

— Я не это имел в виду, — сказал он.

— Тогда что ты имел в виду? — уточнила я.

Он вздохнул, нахмурился и тяжело осел в своей инвалидной коляске, словно вдруг устал.

— Я займусь своей физиотерапией.

— И начнешь заниматься в зале, — подтолкнула я.

Он скривился.

— Ты слишком давишь, знаешь об этом?

— Знаю, — с улыбкой ответила я.

— Томас, — снова окликнула его сестра тем самым тоном, какой можно услышать от старших или от родителей.

— Это Анита еще не давит, — сказал Мика.

— Ни капельки, — согласился Натаниэль.

Я взглянула на них.

— От души спасибо, любимые.

Они мне улыбнулись с дивана.

— А ты поспорь с нами, если сможешь, — предложил Мика.

Мне хотелось нахмурится, но в конце концов я улыбнулась в ответ.

— Не могу, так что соглашусь.

Томас наблюдал за нами, словно запоминал, чтобы взять на вооружение.

— Так если я начну занимать физиотерапией и в зале, что тогда?

— Ты вылезешь из инвалидной коляски, отбросишь костыли. Заново научишься ходить, а затем и бегать.

— Врачи не обещают, что я смогу бегать так же быстро, как прежде.

— Я же уже говорила, Томас, врачи не дают гарантий, слишком много переменных, — проговорила Мерседес.

— Если ты приложишь усилия, то сможешь бегать и избавишься от костылей, это же хорошо, верно? — спросила я.

— Ага, — ответил он, и угрюмые интонации снова вернулись к его голосу.

— Значит только ради этого стоит напрячься, так?

Томас нахмурился на меня.

— Думаю, да.

— Кроме прочего ты знаешь, что, если начать заниматься в зале усерднее прежнего, можно стать быстрее, а я знаю, что ты станешь сильнее.

— Думаешь, я смогу бегать быстрее, чем прежде?

— Я не знаю, зато не сомневаюсь, что если ты не начнешь трудиться, то рискуешь провести всю оставшуюся жизнь на костылях или в таком же кресле, как сейчас.