Ранее известная как Америка - [144]

Мое горло горело – то ли от желания заплакать, то ли от химического тумана, который испускали самолеты, – я не знал. Я в самом деле следовал за белым пятном: все это время оно танцевало прямо передо мной, прыгая, карабкаясь и крутясь, как умеют только козлы.

Я вскинул руки над головой и побежал. На этот раз выстрелы раздавались отовсюду – началось побоище с беспорядочной стрельбой. Я увидел яркую вспышку зеленого и синего и был потрясен, когда узнал, как близко мы были к океану, как близко к пути отхода провел нас Барнаби. Порядка пятидесяти ярдов все еще отделяли меня от взлетной полосы, и единственный самолет все еще стоял там, гордый и красивый, словно умоляя меня взлететь.

– Барнаби. – Я бросился на него и обнял за мохнатую шею, вдыхая его тепло и запах. – Какого черта ты здесь делаешь? Мне казалось, я велел тебе бежать.

– Я козел, а не дрессированная крыса, – отрезал он. – Кроме того, когда я услышал, что задумал Малыш Тим…

Малыш Тим. Чувство вины едва не задушило меня. Все это время я был ходячим маячком для военных Рафиковой, и мы оставили Тима, не сказав ему ни слова.

– Ты видел Малыша Тима? Он в порядке?

– Он в порядке, – ответил Барнаби. – Он довольно легко меня выследил. Я линяю сильнее, чем обычно (cтресс, сам знаешь), и он просто следовал за шерстью. Я начинаю думать, что он не так глуп, как хочет казаться.

– И где же он? – спросил я.

Прищуренные глаза Барнаби оглядели меня с ног до головы.

– Хотя, с другой стороны, должно быть, это ты немного глупее, – огрызнулся он. – А ты сам как думаешь, где он?

Прежде чем я успел ответить, нас обоих повалил наземь огромный взрыв: воронка разноцветного пламени опалила ночное небо, сбив два самолета и разбросав кучу мусора и металла на полмили во всех направлениях. Я прижал Барнаби к себе и вновь закинул руки за голову, потому как на нас с силой обрушился дождь из стекла и шрапнели. Должно быть, Рафикова взорвала химический склад: из-за жуткого зеленого облака при каждом вдохе казалось, будто сосешь газовую трубу, к тому же у меня слезились глаза.

– Послушай, Траки, – сказал Барнаби. – Тебе нужно попасть на этот самолет. Он заправлен и готов к вылету, и это твой единственный шанс.

– Мой единственный шанс? – переспросил я.

– Наш единственный шанс, – быстро сказал он. – Я думаю, если ты побежишь к нему, то все обойдется.

– Мы не успеем, – сказал я. – До него сто ярдов, и там нет ни одного укрытия. Там стоят охранники, которые пристрелят меня прежде, чем я успею преодолеть половину этого пути.

– Там всего один охранник, – сказал Барнаби. – Я о нем позабочусь.

– Но как? – спросил я его, в то время как еще несколько выстрелов сотрясли металлические стены вокруг нас. Это было все равно что прятаться за гландами, когда оперный певец брал высокие ноты.

– Попрошу научить меня самбе, – отрезал Барнаби. – А ты как думаешь? Я отвлеку его.

– Как? – настаивал я. Следующий выстрел прошел достаточно близко, чтобы пуля срикошетила прямо над моей головой, всего в нескольких дюймах от левого уха.

– Mon dieu, l’impossible![169] – Барнаби ткнул меня мордой прямо в лицо, отталкивая назад. – Послушай, Траки. Хотя в целом я стараюсь поощрять интеллектуальную любознательность и стремление к самосовершенствованию, сейчас не время обсуждать отвлекающие маневры великого Ардана дю Пика, ты бы все равно не понял, даже если бы у нас было время. – Его ноздри дрожали от ярости. Он действительно выглядел устрашающе великим, могущественным и грозным. В тот момент я мог понять, почему дьяволы приняли его за воплощение Сатаны. Я почти ожидал, что из его ноздрей вырвется дым. – У меня есть план, и мой план состоит в том, чтобы ты добрался до самолета и позволил мне позаботиться обо всем остальном. А теперь двигай.

И прежде чем я успел что-то сказать, он выскочил на открытое пространство и тотчас скрылся из виду, а воздух сотряс грохот выстрелов, породивший шум и дым.

Я не думал. Я просто побежал. Я так резко бросился на открытое пространство, словно прыгнул с обрыва; не сводя глаз с самолета, скрытого за облаком дыма, я бежал так быстро, как только мог, горло горело, из глаз текли слезы, не тело, а сердцебиение, бешеное сердцебиение, рвущееся жить, жить, жить. Я услышал: «Сюда! Сюда!», непрерывные вспышки выстрелов, и кто-то, какой-то охранник, кричал, но я слишком боялся туда посмотреть, слишком боялся, что, если даже поверну голову, увижу пулю, которая вот-вот разнесет надвое мой мозг.

Осталось пятьдесят футов, затем сорок, затем тридцать… и все же я был жив, мои мышцы играли под костями, кровь играла под моими мышцами. Я был почти там.

Наконец, когда на меня легла тень от крыльев, я обернулся, чтобы убедиться в том, что Барнаби бежит следом за мной.

Как раз вовремя, чтобы увидеть, как пуля расколола один из его рогов надвое.

На секунду он исчез.

И когда я увидел его снова, то с ужасным, всепоглощающим чувством понял, что он бежит совсем не в том направлении.

Он уводил их от самолета. Уводил их от меня.

И охранник смог сделать идеальный выстрел.

– Нет! – Я закричал прежде, чем смог сдержаться. Я побежал к нему, размахивая руками, безоружный и даже не заботясь о себе. – Нет! Барнаби! Не надо! Не надо!