Ранее известная как Америка - [141]

– Картофельными шариками™, – напомнила Уитни и начала вводить длинную последовательность цифр, которая откроет бункер. – Забавно, но ей даже не нравились Картофельные шарики™.

Сделав два шага, я оказался над ней. Я схватил эту сучку за голову и провел ножом по ее горлу, позволив крови растечься по всему ковру.

– Забавно, – эхом отозвался я. Это единственная хорошая черта в богачах: у них кровь идет точно так же, как и у всех остальных.

51

По правде говоря, я не большой поклонник Западного побережья. Любое место с такой расчудесной погодой, по ходу дела, пытается этим компенсировать какую-нибудь срань.

(из «Путеводителя афериста по Территориям Экс-США»)

Как только остатки жизненных сил Уитни Хеллер утекли через вены Марка Дж. Бернхэма, раздался мощный взрыв, и у меня подкосились колени. На долю секунды свет погас, а затем генератор снова запустил питание. В таких объемах, что мозг, подключенный к четырем дюжинам компьютерных мониторов, смог кричать, и Бернхем закричал.

– Ах ты сраное ничтожество! Теперь ты по уши в дерьме, сукин ты сын. Ты хоть представляешь, что ты сейчас наделал? – Теперь, когда он разозлился, его безупречный стиль облез и обнажил манеры уроженца побережья.

Даже с другой стороны штор я мог сказать наверняка, что Уитни действительно открыла двери в бункер. Мне сообщил об этом гром приближающихся шагов.

– Я сдеру с тебя кожу слой за слоем, я свяжу тебя твоими собственными кишками. Я отрежу тебе член и украшу им рождественскую елку…

Несмотря на всю его болтовню о миллионах тел, я мог сказать наверняка, что он отдал бы все за одно-единственное, и за кулак, чтобы избить меня до кровавых соплей.

– Не думаю, – ответил я. Затем послышались отзвуки голосов. Дружелюбные акценты[168], слегка более мягкие, чем жесткая вокальная шрапнель русских.

Кто-то вдребезги разбил мой визор, пока я был в коматозном наркотическом тумане, но, когда я поддел ногтем крышку с ионным аккумулятором и обнажил схему, оказалось, что жесткий диск в полном порядке.

Еще одна бомба, на этот раз в другой части комплекса. Я отшатнулся к стене, увернувшись от куска штукатурки, упавшего с потолка. Мозг Бернхема покачивался на миниатюрных волнах вязкой питательной массы.

Я вытряхнул на ладонь жесткий диск размером с ноготь большого пальца. Меня сводила с ума мысль о том, сколько информации было погребено в электрических иероглифах его программного обеспечения: команды, персональные настройки, обучающие циклы, коды доступа, маршруты. Меня сводила с ума мысль о том, что вход на Дорогу из желтого кирпича был запрятан в той микросхеме, что там были и Плохая Киса, и оружейные склады, и торговцы людьми, и все, что вы только пожелаете найти, бесконечные ветки, порождающие другие ветки, масса информации, которая порождала собой новую информацию, словно разворошенный палкой муравейник.

Словно вирус.

Вредоносная программа, запрятанная на жестком диске и открывавшая доступ к тысячам различных серверов, к триллионам различных строк кода: колоссальная сенсорная перегрузка, которая оглушала и ослепляла, даже поступая через канал визора и однопользовательский профиль. Но мне было интересно, что же произойдет, если эта галактика информации, этот бесконечный поток хлынет прямо в ствол головного мозга.

Я не был экспертом по данным, но я был более чем уверен, что правильный ответ: ничего хорошего.

Я залез в гнездо мониторов и усилителей сигнала. Было неважно, куда я присоединю свой жесткий диск; вся система была подключена, поэтому я выбрал модель, наиболее похожую на консоли в Производственном отделе № 22, и обнаружил, что слот с жестким диском размещался на том же самом месте. Как только я подошел поближе, монитор начал сходить с ума, поскольку Бернхем отключал программами старые файерволы и запускал новые. Но было слишком поздно: я выломал аппаратуру, и консоль с визгом отрубилась. Оборудование светилось, словно рождественские огни, которые КС натягивала над трамвайными путями и вокруг свалки Пригорка каждый праздник, хотя другие мониторы просто подсекли небольшой заряд энергии и продолжали гудеть.

– Что ты делаешь? – Мозг Марка К. Бернхема вспыхнул новыми мерзкими красками: ядовитым зеленым, неприятным желтым, яростным цветом торнадо. – Какого хрена ты делаешь?

Я ничего не ответил. Теперь я услышал резкие отдельные голоса – это определенно были протяжные голоса жителей Западного побережья, кричащих солдат в конце коридора, собирающихся осмотреть бункер, – и я знал, что у меня есть минута, максимум – две.

Я вставил свой жесткий диск и закрыл кулаком пластиковый лоток. Нажал на кнопку питания. И закрыл глаза. Вообще-то в моей молитве совсем не было слов, только цвета: яркие вспышки, похожие на сгустки химической пыли, из которых выплывали знакомые лица. Рамми, Тим, Барнаби. Эвалин, с острыми ушами и шелковистой шерсткой. Билли Лу Роупс, с его аккуратными манжетами и длинными розовыми пальцами.

Моя мама, охрипшая с утра и улыбающаяся. «Тук-тук. Кто там? —

Давай, подними свою задницу и выясни это».

Когда я вновь открыл глаза, мозг Бернхема еще светился и казался огромным от собственной активности, провода, подключенные к его стволу, разрезали яркий свет на полоски, а сотни серверов одновременно гудели эхом раскатистого смеха.