Рандом - [36]

Я пошел в спальню, разделся. Слегка отодвинув Машку, лег под одеяло, в место, согретое ее телом. Она спала. Во сне ее лицо разгладилось, прошли красные пятна. Я зарылся рукой в ее волосы, убрал их с лица. Красивая. Маленький ровный нос, пухлые губы. Меня давно не волновал вопрос – а дала бы мне она, если бы все было по-прежнему. Я знал ответ. Но это не помешало мне перевернуть Машку на спину, сжать ее груди, оставляя на белой коже свежие синяки в дополнение к старым. Я наклонился, втянул в себя коричневый сосок. Моя рука прошлась по плоскому животу, коснулась темных зарослей. Я не собирался доставлять ей удовольствие – даже если бы она и могла что-то чувствовать. Она обросла за последнее время да, наверное, я мог бы ее побрить. Но не хотел. Для меня, это было доказательством ее живучести.

Или оправданием того, что я трахаю не совсем труп.

Машка ровно дышала, изредка всхрапывала, когда я не без труда вошел в нее. Горячая, она принимала меня, не сопротивляясь. Ее тело дергалось в такт моим движениям, сиськи колыхались. Почти беззвучная, почти живая.

- С-сука, - чуть позже скажет она в ответ на свои мысли.

Поначалу меня бесило такое совпадение. Моей полумертвой подружке досталась не одна пощечина прежде, чем мне стало все равно. Теперь, когда выхожу голым к окну покурить, я равнодушно принимаю спиной ругательство.

За окном все погасло, погрузилось в темноту. Я давно сорвал шторы, меня бесило подобие склепа, в который превращалась квартира. Где-то за рекой сентябрь трепал ветки старинного парка. Ветер собирал горы облетевших листьев, нес их ближе к городу, накрывал улицы и проспекты, заботливо подтыкая с двух сторон как одеяло лежачему больному.

На самом деле Машку звали Надькой. Я нашел ее паспорт, в ту пору, когда для меня представляли интерес чужие вещи. Так что, в крайнем случае, я мог назвать бывшую хозяйку квартиры Надюхой.

Потому что какая-никакая Надюха еще имелась.

А вот Надежды не было.

- Слышь, козабля, - я выдохнул дым в оконную темноту, - ты не дослушала. Короче, сошлись на том, что постараемся найти кого-то на роль живца. Может, удастся уговорить кого-то из стариков, но я лично сомневаюсь. Послезавтра выходим на охоту. Планчик, типа, определили. Стали уже расходиться, и тут я торможу чувака, с которым мы переглядывались и тихо так спрашиваю: а ты, Даниил, кого в киллеры определяешь?

Глава 11. Влада

Влада

«Смотри», - говорил он. Но сам отвернулся - его рука без ведома хозяина указывала в другую сторону. На музеефицированную квартиру прославленного другими временами покойника. У бунтаря, одержимого "бесстыдным бешенством желаний" не могло быть ничего общего с создателем многочисленных клонов канувшей в небытие эпохи. Ленино-Сталины, они продолжали агитировать с портретов. За митинги, за субботники. За войну. У "безобразного потомка негра" глаза не смотрели в ту сторону. Впрочем, на голубей, сидящих на его плече, тоже».

Как всегда мы ошивались в бутике. Где-то на задворках Итальянской Алиска отыскала очередной магазин, по странному стечению обстоятельств обойденный стороной. Хмурое небо пропускало свет. Иногда солнце прорывало кордоны, воробьем ныряло в лужи, разбрызгивая по мокрому асфальту осколки света.

- Почему именно там? – спросила я.

- А где еще? – пожала плечами Алиска. – В Эрмитаже? Не интересно. Да и не нравилось мне там никогда. Неуютно как-то там.

- А в Юсуповском уютно? – фыркнул Кир.

- Если хочешь знать – да! – Алиска развернулась. Ее руки, усыпанные бриллиантами, заняли привычное положение – на боках. – Вполне себе уютненький дворец! Мне исполняется восемнадцать ни каждый день. И я не собираюсь встречать днюху черти как.

- И черти где? – задал Кир вопрос, который вертелся у меня на языке.

Безупречное Алискино лицо (что там было намазано, я затруднилась бы сказать) отразило пасмурный день сентября.

- Вот смотри, Кир, - учительским тоном сказала хозяйка лица. – Мне исполняется восемнадцать, с тебе всего четырнадцать. У нас с тобой разница пока в три года. Если ты понимаешь, о чем я говорю…

Мы с Киром переглянулись. Любое рассуждение у Алиски могло закончиться слезами. Либо мартини, что практически одно и то же.

- Все, понял, - Кир поднял руки, сдаваясь на милость. – Я – малолетка. Мне не дано.

- Нет, правда, - Алискин взгляд, минуя витрину, покатился далеко. Она молчала, нахмуренная, суровая. И уже не нашей волне. -  Я думаю вот: что мы будем делать, если кто-то из девчонок забеременеет. К примеру, от тебя, Кир. – Длинный палец с ногтем, выкрашенным в черный цвет, потянулся к опешившему парню.

Наш общий друг вздрогнул. Насколько я знала, Кир оставался девственником. И перспектива внезапно стать отцом не могла его не удивить. Впрочем, как и меня. Я не хочу об этом говорить, но раз уж зашел разговор… О сексе. В наши дни…

О-па. Я заговорила как старушка. Короче, в лицее не принято было обсуждать эту тему. Вернее, говорили те, кто уже отстрелялся. Вот у них закатывались глаза и терялись слова. От удовольствия, наверное. Остальные – те, кто не перешел Рубикон, молчали. В каждом классе находилась любительница выдавать желаемое за действительность, но фантазерка кололась на деталях. И тогда все вокруг понимали, что она врет. Все, кроме нее.