Рандеву - [3]

Это временно, подсказывал мне рассудок, а главное — я не хотела создавать сложности. И как назло, именно сейчас солнце скрылось, а бесконечный дождь явно намеревался объяснить мне, что дорожка, на которую мы ступили, не самая короткая в этих краях и что нам очень понадобятся любые положительные стимулы, как бы малы они ни были, чтобы пройти по ней всем вместе.

Эрик размотал длинный электрический шнур и подключил его к нашему временному жилищу. Ток, наконец-то. Ответвление от центральной линии электропередач вело к тому углу нашего дома, который был ближе всего к дороге, и исчезало в загадочном с виду сером прямоугольном пластмассовом шкафу. Когда я поворачивала выключатели в вестибюле или на кухне, включался свет. Наш дом был застрахован, и у нас имелась постоянная телефонная связь. Перед домом на улице, в конце четырехсотметровой въездной дорожки, стоял почтовый ящик с нашей фамилией. И все это устроили мы сами.

— Дождь идет, — сказал Эрик и удивленно посмотрел вверх, подняв лицо к небу, как будто это только что до него дошло.

— Да, идет. Опять. Или все еще.

Муж взглянул на часы.

— Кстати, во сколько они должны приехать?

— Между пятью и шестью. Так сказала Эллен.

— А когда выехали?

— Около восьми.

— Тогда смело прибавь еще два часа.

Бену было шестьдесят, на пятнадцать лет больше, чем моей золовке Эллен. Всю жизнь он работал со всякими машинами. У Бена была интересная особенность — одна из многих, характеризующих его. Ему не надо было смотреть на приборы, чтобы убедиться, что машина работает в оптимальном режиме. Он мог определить это на слух. Оптимальная скорость «тойоты» Бена и Эллен составляла девяносто километров в час. Поэтому Бен ездил со скоростью девяносто километров в час. Всегда.

— Тогда мы можем смотаться поесть в деревню, — услышала я голос Эрика. — Заодно поищем рабочих. Я не собираюсь делать тут все в одиночку. Работы очень много. Балки, на которых держится крыша, по-моему, тоже прогнили.

Я выпрямилась.

— А не лучше ли будет выписать бригаду рабочих из Голландии? Может быть, тех двоих братьев из Польши, которые в прошлом году сделали мансардное окно Хенку и Марге? Они остались довольны. Может быть, эти парни…

Эрик отрицательно покачал головой.

— Никаких поляков. Здесь это делается иначе. Другие масштабы, другие материалы. Местные мастера знают, что здесь продается и что им нужно. У них и дело пойдет быстрее. Кроме того, если мы позовем французов, это сыграет нам на руку. Они будут расположены к нам. Если нанять иностранцев, чтобы они работали здесь, французы будут недовольны. Я собираюсь здесь строить не только дом, но и отношения.

— Эрик, но здание даже не видно с дороги. Сюда никто не придет! — в моем голосе были слышны нотки отчаяния. — Через три месяца наступит зима. Я и думать не хочу, что мы останемся зимовать в караване.

— И тем не менее так случится, потому что, работай тут даже десять человек день и ночь, все равно ничего не будет готово раньше февраля. Я не ожидал, что дом окажется в таком плохом состоянии. Крыша, стропила, балки, полы, все электричество, водопровод… Дом такой старый, да еще и пустовал тридцать лет. Его не привести в порядок за несколько месяцев. Расслабься, дорогая. Посмотрим, как пойдут дела.

— Но, — сказала я уже не так воинственно, — если ты выпишешь людей, то хотя бы что-то произойдет. Мы здесь уже целую неделю, а у нас нет ничего, кроме каравана, спутниковой антенны и электричества. Я допускаю, что это может длиться дольше, чем мы думали сначала, и не хочу создавать никаких проблем, но если сейчас начнется хоть что-нибудь, это уже будет кое-что. Если бы мы для начала починили крышу и привели в порядок окна и входную дверь, то смогли бы устроиться внутри… И распаковать вещи.

Я намекала на белый контейнер, мокнувший под дождем справа от въезда. Там было сложено все наше домашнее имущество. Я слегка беспокоилась, не покрываются ли плесенью персидские ковры и наша зимняя одежда, и задавалась вопросом, на пользу ли такое содержание компьютеру и музыкальному центру. Я просто не решалась посмотреть, не протекает ли эта металлическая махина.

Выражение лица Эрика не оставляло сомнений, что, по его мнению, тут не о чем говорить.

— Симона, мы здесь всего неделю. Чего ты хочешь?

Я провела руками по лицу.

— Прости. Это нервы. Я устала. Так много новых впечатлений, прощание… Это пройдет.

Эрик обнял меня.

— Слышишь лягушек? — прошептал он. — Посмотри-ка, там, вдали, эта белая колокольня. Разве не великолепно? Что такое еще несколько месяцев по сравнению с оставшейся жизнью? Здесь божественно хорошо, Симона. Имей немножко терпения. Все будет отлично, правда.

В последние дни Эрик предпринимал отчаянные попытки найти подрядчика, чтобы каким-то образом собрать бригаду рабочих. Потому что наш дом, который надо было перестроить под респектабельную частную гостиницу, — все это было бы только началом. Обновленный рай должен был в будущем стать испытательным полигоном для талантов Эрика в связи с его французским предприятием, которое еще только предстояло создать. Мой муж не хотел просто наслаждаться природой, бордоскими винами и мягким климатом. Он горел желанием создать центр отдыха. Это и было его целью в нашем раю. Комнаты для гостей стали бы моей вотчиной, и еще в мае казалось, что наша мечта сбывается.