Ранчо «Каменный столб» - [23]

— Как выглядел Паркер? — спросил, зевая, чтобы не улыбнуться, Вермонт.

— Бедный, очень бедно одет был этот человек, и, знаете, он был даже босиком, как я. Борода у него черная.

— А нос?

— Нос красный, вы угадали… Я тоже подумал, что и вы, но Паркер объяснил, что он часто плачет от горя, зная, как страдает семья несчастного капитана.

— Продолжай, — сказала Арета, тотчас тихо шепнув Ретиану: — Вот легковерный мальчик! Какой-то пройдоха смутил его и обманул.

Роберт продолжал:

— Когда Паркер стал просить нас пожертвовать в пользу Баттарана, мы ему дали: я — пять долларов, Ламбас дал три шиллинга и перочинный нож, который можно продать за шиллинг. Если б вы видели, как Паркер плакал! Он очень жалеет капитана. Слезы текли у него, как вода из чайника; даже Эмма, сестра Ламбаса, не может нареветь столько. А она это любит, ей, например, скажи: «Пройдешься ты под ручку с пингвином?» — так она сейчас заплачет, даже не надо ее просить. У нас много пингвинов. Нерви дал Паркеру золотой карандаш. Крист Гаррис уж на что скупой, а отдал последний доллар, но Крист Гаррис маленький, ему восемь лет, так что он не мог накопить больше. Паркер страшно благодарил нас, велел нам молчать, чтобы нас не стали преследовать тайные враги Баттарана, и выдал нам расписку, которую я, как предводитель, взял себе.

— Можешь ты показать нам эту расписку? — сказала Арета разгоревшемуся от волнения освободителю капитана Баттарана.

— Я могу… — нерешительно ответил Роберт, роясь на груди в своей сумке, — хотя я обещал Паркеру… Я ее никому не показывал, но я знаю, что вы никому не выдадите меня. Вы все очень добры ко мне, а показывать ее нельзя только тому, кого опасаешься, — например, незнакомым… Ну, вот смотрите. Настоящий шифр, ничего нельзя понять!

— Попробуем понять, — сказал Вермонт, надевая очки. — Давай-ка твою записку.

Ретиан с Аретой подошли к старому искателю приключений и склонились над документом, стараясь прочесть длиннейшее слитное слово, выведенное на смятом листке чернильным карандашом.

«Икарудыва… ацинмуре… — читала вслух Арета, морща брови от усилия выговорить по частям странные письмена, — …крапитреч… ывородзеть… дубясьтилем…».

На девушку напал смех, а Роберт с неодобрением видел, что Ретиан тоже улыбается. Лицо Вермонта светилось загадочным выражением, немного лукавым.

— «Хопоугеб». Так, — докончил Вермонт. — Что же, по словам Паркера, тут написано?

— Тут написано, он сказал, — ответил мальчик, тревожно вглядываясь в лица взрослых, — что получено от Найта, Ламбаса, Гарриса и Нерви столько-то деньгами и вещами в кассу общества «Защиты капитана Баттарана». А что? Вы не верите? Разве вы не верите?

— Тебе мы верим, что ты великодушный мальчик, но дурачок, — сказала Арета, обнимая Роберта и утирая слезы смеха, выступившие на ее ясных глазах. — Твой Паркер мошенник.

Вдруг Вермонт, который всячески вертел таинственную записку, стукнул по столу кулаком и вскричал:

— Сто тысяч каскавелл в рот этому Паркеру! Знаешь ли ты, что написал этот пройдоха?

— Что? Что? — воскликнули молодые люди.

— Слушайте. Я прочитал наоборот, с конца к началу. Выходит очень понятно: «Бегу опохмелиться будьте здоровы черти Паркер умница, а вы дураки».

— Вы шутите… — закричал Роберт, бросаясь к Вермонту. — Покажите, не может быть!!

Он побледнел, и его глаза наполнились слезами, когда Вермонт медленно, слово за словом, прочел всю фразу, в то время как мальчик водил пальцем по бумаге, растерянно шепча уничтожающие слова.

— Достаточно ли ясно тебе? — спросил Ретиан, которому стало жалко мальчика.

— Ах! Ах! Ах!! — вскричал Роберт, падая к ногам Ареты и охватывая руками голову. Он плакал навзрыд, — не о том, что его скопленные деньги пропиты, а о том, что нет капитана Баттарана, которого он стремился освободить от цепей и тюрьмы.

— Не плачь, Роберт! — сказала, поднимая его, Арета. — Ведь ты не сделал ничего худого. Ты хотел помочь капитану. Ты не виноват, что тебя обманули. Когда ты вырастешь, то тебе придется сталкиваться с такими случаями, когда низкие, корыстные люди извлекают личную выгоду из чужой доверчивости, из желания других принести людям пользу, сделать что-нибудь хорошее. Перестань, а то мы подумаем, что Эмма Ламбас может нареветь меньше, чем ты.

— Это верно, — сказал Роберт, поднимаясь и утирая глаза. — Но… кто мог подумать? И вы бы поверили, так хорошо говорил Паркер, что хоть сейчас идти за ним в бой. А мне, знаете, выпал жребий, — мы бросали жребий, кому ехать в Монтевидео. Нам Паркер дал адрес. Я пробрался в угольный ящик парохода «Уругвай», только был шторм, который не дал зайти в Монтевидео, поэтому «Уругвай» пошел на Рио-Гранде.

— Паркер вас звал в Монтевидео? — спросил Ретиан.

— О, да! «Приезжайте, когда хотите; мы, — говорит, — освободим Баттарана и разыщем клад. Десять миллионов спрятал он на горах».

— А какой адрес?

— Адрес?.. Я выучил его наизусть: Военная улица, дом Хуана Панарра. Спросить надо Артура Малинбрука, — это, значит, Паркера.

— Нет Военной улицы в Монтевидео, — сказал Вермонт. — Я знаю хорошо этот город.

— Так как же ты ехал? — осведомилась Арета, утирая своим платком глаза расстроенного «освободителя».