Рана - [8]

Странное дело, подумала я. Она хранила и копила эти деньги втайне от всех.

Я вспомнила, как за неделю до смерти мама попросила меня снять ее пенсию с карточки и положить в шкаф между простынями и пододеяльниками. Так делала моя бабка, ее мать. В дни рождения и другие праздники бабка заводила меня в спальню, просила закрыть дверь и открывала платяной шкаф. Покопавшись там, она доставала то триста рублей, то пятьсот. Сумма зависела от статуса праздника. На день рождения я получала пятьсот, а на Новый год триста рублей. На них я могла купить себе всё, что захочу. Но потом нужно было принести купленное бабушке и показать, что деньги потрачены не зря. Почему-то я не помню ни одной покупки, но хорошо помню разочарованный бабушкин взгляд. Похоже, я покупала совсем не то, чего от меня ждали старшие родственницы.

Мама хранила деньги в стопке выглаженного белья. Когда я принесла ей семнадцать тысяч, она не могла уже сама встать и спрятать деньги. Сказала, чтобы я сама и положила туда четырнадцать тысяч, а три взяла себе на подарок в память о ней. Я сделала вид, что взяла, но брать не стала. Мама сказала, что я теперь знаю, где деньги лежат. На всякий случай.

Всяким случаем называется смерть. Никто не называет смерть смертью. Смерть называется всяким случаем, уходом и еще разными другими словами, которые не обозначают смерти в бытовой речи. Мама не должна была умирать, должен был произойти всякий случай.

Андрей повез показывать мне собаку. Огромного дурного волкодава, которого они завели с мамой на участке. Мы ехали на его бежевой «Ниве», и меня тошнило. Он говорил разные вещи – про загубленный совхоз, про коров, которых раньше держал его отец, про то, как коты едят еду собаки, но мышей не ловят.

Я спросила его, понимает ли он, что мама умирает. Андрей сказал, что он не ребенок малый и все понимает. Я тогда подумала, что если все вокруг не малые дети, то почему смерть называют всяким случаем. Я спросила, что мы будем делать, когда она умрет. Андрей сказал, что не знает. Я сказала, что хочу увезти ее на родину, в Сибирь. Он сказал, что тут уж как сами решите.

Всякий случай бывает в жизни один раз. Я почистила картошку для селедки и села на пол у маминого дивана. Я сказала маме, что никому не будет легко, если мы не поговорим. Она сказала, давай говорить. Я сказала ей, что могу увезти ее в Сибирь. Мама сказала, что это очень дорого. Я сказала, что тело никто не повезет, я могу кремировать тело и привезти ее в Сибирь. Тогда похорони меня возле бабушки, сказала она. Возле Светки не хорони, мы с ней перед ее смертью поругались. И хорони в том костюме, что висит в шкафу, в бежевом. Я сказала, что не смогу кремировать ее в том костюме, потому что он содержит синтетические материалы. Тогда в черном платье по колено, сказала она. Хорошо, сказала я. Хватит говорить, сказала мама, иди чисть картошку, я буду смотреть телевизор. Хорошо, сказала я.

С теткой, двоюродной маминой сестрой, все проще. Она хоронит родственников каждый год и не по одному. Я написала ей на мэйл, что мама умирает и не протянет и двух недель, все совсем плохо. Я попросила ее сходить в администрацию и взять разрешение на подхоронку праха. Тетка написала, что возьмет.

Я упаковала урну в коробку и обшила ее черной тканью. Я была не очень удовлетворена своей работой: коробка получилась неровная, а из ткани то тут, то там торчали нитки. Когда я была маленькой девочкой, меня отправили в кружок рукоделия. Там строгая Людмила Дмитриевна учила меня вязать крючком, вышивать крестиком и шить. Она учила меня делать все аккуратно, как это должны делать женщины. Мама тоже учила меня делать все аккуратно. Но у меня никогда не получалось делать все аккуратно. Мама часто ругала меня за то, что я, после того как помою посуду, нетщательно вытирала вилки и ложки. Однажды бабушка Анна учила меня, как вытирать вилки полотенцем. Она свернула край накрахмаленного полотенца, чтобы получился острый уголок, и показала, что нужно брать каждую вилку и этим уголком протирать между зубьями. Я спросила ее, неужели она так протирает каждую вилку. Каждую, ответила бабушка Анна. Мне стало страшно от тоски.

Я сидела и смотрела на корявый контейнер для урны с маминым прахом и ругала себя за то, что торопилась и была невнимательна. Мама бы сказала мне в таком случае, что я, как всегда, сделала все через жопу. Но теперь нет никого. Я оделась и вышла на улицу. Мне нужна была новая коробка для собачьих круп и несколько пар трусов.

Андрей просил не показывать ему урну. Я взяла в киоске с канцеляркой картонную коробку и купила отрез черной ткани. На сайте авиалиний было написано, что груз с прахом человека должен быть упакован в крепкую коробку и обшит черной тканью. Моя коробка не подошла, она была слишком узкая. Я изрезала ее вдоль и поперек, а пригодный для транспортировки человеческого праха ящик у меня так и не получился. Я пошла в кухню и взяла коробку, в которой лежали корма для собаки. Она была прочнее и шире, из нее я смастерила коробку и обшила ее. Ящик с мамой я спрятала в сумку и убрала на подоконник.