Рамакришна и его ученики - [42]

– Мое тело будто лучилось золотистым светом, – вспоминал потом он сам. – Люди в изумлении смотрели на меня, так что я стал заворачиваться в плотную накидку. Увы, говорил я себе, всех завораживает моя внешняя красота, но никто не хочет видеть Его, кто внутри! И я страстно молил Божественную мать: «Мать, это же твоя внешняя красота, возьми ее обратно и даруй мне внутреннюю красоту взамен!» Наконец золотистый свет ушел вовнутрь, и тело снова потускнело.

Для Рамакришны в его состоянии экзальтации обычный чувственный смысл слов приобретал иное, возвышенное значение. Например, слово йони, которое означает женский половой орган, для Рамакришны значило божественный источник всего творения. Слова, безусловно бранные и непристойные, приобрели для него святость языка священных книг, ибо все слова писались буквами одного и того же алфавита.

Тантрическая садхана Рамакришны продолжалась с 1861 по 1863 год. Потом Рамакришна тантру оставил. Он этим доказал, что даже самые трудные тантрические дисциплины могут практиковаться при соблюдении строжайшего воздержания и без участия шакти – сексуального партнера. Не надо, однако, думать, будто такого рода самоконтроль был для Рамакришны делом легким, поскольку он так далеко ушел по пути духовного развития. Позднее Рамакришна честно признал, что однажды испытал соблазн похоти. Причина таких соблазнов в гордыне, утверждал он. Стоит только сказать себе: я одолел похоть, как вы испытаете ее соблазн. Поэтому Рамакришна советовал относится к существованию похоти без чувства вины и стыда. Надо молиться о том, чтобы соблазн миновал, и в то же время не сосредоточивать на нем внимание, как стараешься не сосредоточиваться на любом ином телесном беспокойстве. Тревожась по поводу своих похотливых помыслов, мы лишь добавляем им силы. Лучше признаться в том, что они существуют и время от времени будут посещать нас. Никто не может быть абсолютно свободен от них в этой жизни без Божьей на то милости.

В то время Рамакришне сильно хотелось испытать силу Кали творить иллюзии, увидеть ее игру в созидание, сохранение и разрушение – то, что именуется Майей. И ему было дано видение, которое привело бы в ужас человека менее стойкой веры. Он однажды увидел женщину неслыханной красоты, которая поднималась от Ганги, направляясь к Пан-чавати. По мере приближения она становилась все более явственно беременной. Ее живот набухал на глазах, пока она не разродилась прелестным младенцем. С непередаваемой нежностью кормила она ребенка грудью, как вдруг выражение ее лица переменилось. Оно сделалось свирепым и страшным. Набросившись на ребенка, она стала поедать его, разрывая зубами плоть и кости. Потом повернулась и удалилась к Ганге.

И еще одно видение было Рамакришне примерно в то же время – он узнал, что с годами к нему стечется множество учеников, которые от него получат высшее знание. Когда он рассказал о видении Хридаю и Матхуру, Матхур с великодушным отсутствием обиды ответил:

– Это прекрасно, Отец. Нам всем будет хорошо в общении с тобой.

На самом деле должно было пройти еще пятнадцать лет и Матхур уже умер, прежде чем юноши, которым было назначено стать первыми монахами Ордена Рамакришны, начали собираться в Дакшинешваре. Но и сейчас уже храмовый комплекс постоянно посещали разного рода монахи

и искатели истины. О некоторых из них Рамакришна в последующие годы вспоминал и рассказывал.

– Один раз сюда пришел садху, – говорил Рамакришна, – лицо которого освещало дивное сияние. Он просто сидел и улыбался. Дважды в день, утром и вечером, он выходил из своей комнаты и оглядывался по сторонам. Смотрел на деревья, кусты, на небо, на Гангу, вскидывал руки и плясал вне себя от радости. Иногда он катался по земле, смеясь и восклицая: «Великолепно! Как весело! Как восхитительна эта Майя! Какую замечательную иллюзию придумал Бог!» Таким был его способ почитания.

В другой раз появился здесь святой. Этот был просто опьянен божественным знанием. Выглядел он настоящим пугалом: почти голый, все тело и голова засыпаны пылью, длинные всклокоченные волосы, давно не стриженные ногти. На плечах у него была какая-то рваная тряпка, которую он будто с трупа стащил на площадке кремации. Он остановился перед храмом Кали, устремил взгляд на статую и пропел гимн в честь богини, пропел с такой страстью, что мне почудилось, будто храм задрожал. Мать была довольна и улыбалась. Потом он уселся среди нищих и вместе с ними получил прасад, но из-за его отталкивающего вида нищие прогнали его. Позже я увидел, как он сидел с собакой в грязном углу, куда выбрасывали объедки и банановые листья после еды. Он сидел в обнимку с собакой и вместе с ней подъедал оставшееся на грязном листе. Собака не рычала и не вырывалась, хоть он был чужим. Я смотрел на него, и мне было страшно, что и я могу стать таким же бродягой, что мне придется жить как он. Посмотрев на него, я сказал Хридаю: «Это не простое безумие, он без ума от высочайшего божественного сознания». Когда Хридай услышал это, он побежал к святому, который уже выходил из храмового сада. Хридай долго шел за ним и упрашивал: «Святой человек, скажи, как мне познать Бога?» Тот сначала не отвечал, но, видя, что Хридай упрямо идет за ним, остановился и показал на придорожную сточную канаву: «Когда эта вода, – сказал он, – и вода из Ганги покажутся тебе одинаково чистыми, то ты познал Бога». – «Возьми меня в ученики, – взмолился Хридай, – возьми меня с собой!» Но святой повернулся и пошел дальше. Пройдя довольно большое расстояние, святой оглянулся и увидел, что Хридай идет за ним. Он сделал страшное лицо, поднял кирпич с дороги и показал, что готов запустить им в Хридая. Хридай бросился прочь, святой отшвырнул кирпич, свернул с дороги и исчез в зарослях. С тех пор его никто не видел.