Рамакришна и его ученики - [15]

Но Гададхар продолжал стоять в оцепенении, и теперь зрители увидели, что по его щекам бегут слезы. К нему подбежал руководитель труппы, за ним другие – он явно не осознавал внешний мир.

Из зала послышались голоса:

– Брызните ему воды в лицо! Обмахните веером! Повторяйте имя Шивы!

Кое-кто ворчал:

– Мальчишка все испортил, теперь придется отменять спектакль!

В конце концов все разошлись, несколько мужчин на руках отнесли Гададхара домой, но привести его в чувство так и не удавалось. Он оставался в экстатическом состоянии до самого рассвета.

Иные свидетели события даже утверждали потом, что он находился в этом состоянии целых трое суток.

Гададхар до конца дней сохранил способность впадать в экстатическое состояние под воздействием религиозных представлений. И вне всякой зависимости от этого он всю жизнь получал удовольствие от актерства, клоунады и смешных розыгрышей. Еще подростком он услышал, как сосед, Дургадас Пине, горделиво рассказывает, что ни один мужчина никогда не видел лица женщин из его семьи – так строго соблюдается в их доме обычай парды. Гадай уже, конечно, подрос, но его в деревне так любили и настолько доверяли ему, что он мог зайти чуть ли не в любой дом и женщины не стали бы закрывать от него лица. Он и ответил расхваставшемуся Дургадасу, что может побывать в его доме, всех там увидеть и зайти в каждую комнату.

– Если захочу, – добавил он. Дургадас не поверил.

Прошло несколько дней. Гадай нарядился в бедное платье женщины из касты ткачей. В плохо выстиранном домотканом сари, увешанный дешевенькими побрякушками, с корзинкой на плече, в сумерках двинулся он к дому Дургадаса со стороны базара. Лицо его было закрыто низко спущенным краем сари. Дургадас был дома, сидел в компании друзей. Гадай пустился в объяснения, что вот, мол, принесли продавать пряжу на базар, но, по недоразумению, «о ней, девочке», другие женщины забыли и вернулись в свою деревню, так нельзя ли переночевать в этом доме?

Дургадас расспросил «маленькую ткачиху» и, вполне удовлетворенный ответами, сказал:

– Ладно, иди к женщинам и спроси, могут ли они устроить тебя на ночь.

Гададхар отправился на женскую половину и провел весь вечер, болтая с женщинами из семьи Дургадаса, которых совершенно очаровал.

Поздно вечером Чандра, встревоженная отсутствием сына, послала его старшего брата Рамешвара на поиски. Рамешвар, зная, в какой части деревни обыкновенно бывает Гадай, пошел прямо туда и стал громко звать младшего.

– Иду, брат! – откликнулся Гададхар из дома Дургадаса и выскочил на улицу.

Даже Дургадас рассмеялся, поняв, как его провели.

Счастливые были времена. Мальчик рос в атмосфере дружелюбия, веселья, игр, но его прирожденная способность к духовным прозрениям и тяга к Богу проявлялись со всевозрастающей частотой. Он мог шумно играть со сверстниками, а через минуту уйти в себя и погрузиться в глубокую задумчивость. Вспоминая о детских годах, Рамакришна говорил: «Женщины откладывали лакомые кусочки для меня. Мне все доверяли, привечали в каждом доме. Но я был как птица счастья и залетал только в счастливые семьи. Я чурался тех мест, где видел муки и страдания».

Однако страдание уже снова подстерегало его собственную семью, в ней должно было случиться событие, которому предстояло косвенно повлиять на все течение его жизни.

Я уже упоминал о трагическом исполнении пророчества Рамкумара, предсказавшего, что его жена умрет родами. Это произошло, когда Гададхару было тринадцать.

После смерти жены Рамкумар впал в беспросветную депрессию. Он просто не в силах был оставаться в Камарпукуре, где все напоминало о прошлом. Между тем семья столкнулась с серьезными материальными затруднениями. Недавно женили Рамешвара, второго сына, но он почти не зарабатывал. Чандра постарела. На Гададхара было еще рано рассчитывать. Акшай, лишенный матери с рождения, оказался еще одним ртом. А Рамкумар все глубже залезал в долги. В конце концов он решился уехать из деревни в Калькутту и открыть там тол – санскритскую школу. Он рассчитывал, что таким образом через некоторое время сумеет помогать семье.

В последовавшие три года Рамкумар бывал в деревне каждый год короткими наездами, чтобы не отрываться от семьи. Его особенно беспокоил Гададхар. С ним вроде бы все было в порядке – преданный сын Чандре и заботливый дядюшка маленькому Акшаю, он вырос чистосердечным, дружелюбным, религиозным, все его любили; он хорошо рисовал и ловко лепил из глины фигурки богов, отлично пел и играл на сцене. Гададхар даже сколотил театральную труппу из деревенской молодежи, они ставили спектакли, и Гадай играл в них; казалось, он может стать профессиональным актером.

Но директор школы Рамкумар был недоволен. С его точки зрения, Гададхар попусту тратил бесценные годы – он не посещал школу и не готовил себя к роли кормильца и главы семьи. Вот почему Рамкумар решил взять его с собой в Калькутту, с тем чтобы тот помогал ему чем сможет и учился бы в его толе вместе с другими.

Ничто не могло быть дальше от увлечений Гададхара. Школу он воспринимал как заведение, где детей приучают думать о мирских делах и о бессмысленном приобретательстве. Такого рода образование казалось ему пустым и ненужным.