Ралли «Конская голова» - [29]

Мелькнула надпись "Внимание", потом дата, время и номер записи, названия не последовало — это была служебная пленка.

Джонсон вошел развязной походкой, закрыл дверь ногой и небрежно бросил:

— Salud, camarada!

Он был родом из Пуэрто-Рико и в детстве больше говорил на испанском, чем на английском. А camarada — это потому, что работников интерслужб, интеркомитетов и интеркомиссий часто в шутку называли интербригадовцами.

Брайт отреагировал спокойно.

— Добрый день, Боб, — сказал он. — Сигару? Виски?

— Я — спортсмен, — с достоинством заявил Джонсон.

Усевшись в кресло, он пододвинул к себе стул и водрузил на него ноги, повернув к объективу рифленые подошвы своих громадных кроссовок.

Брайт посмотрел на него грустно и спросил:

— Вы сумеете нам помочь, Боб?

— Запросто.

— Вы абсолютно уверены в этом?

— Ну, стопроцентную гарантию вы просите у господа бога, а я вам обещаю девяносто девять против одного. Вас устроит?

— А на один процент вы все-таки не уверены в себе?

— В себе я уверен на все сто. На один процент я не уверен в обстоятельствах. Всякое может случиться. Ну там, землетрясение, наводнение, метеоритный дождь, в конце концов. Понятно вам?

— "Джонсон шутил тогда, — подумал Волжин, — а землетрясение произошло на самом деле".

— Ну, отсутствие метеоритов мы уж вам как-нибудь обеспечим, — сказал Брайт. — И все же. Почему вы так уверены в себе, Боб? У вас же лучший результат 9.52, то есть 8.52 с ходу, а Инструкция требует 8.20.

— Знаете, Брайт, с вашими дилетантскими познаниями в спорте лучше не рассуждать о таких вещах. Спасибо еще, что вы не забыли про стартовый разгон и вычли секунду, — другие и этого не делают, — но очень многого вы не учитываете. Во-первых, у меня разница между результатами с места и с ходу 1.10–1.15. Во-вторых, существует масса методов улучшения результата, а у нас, у профессионалов, есть неписаный закон: никогда не нарушать враз больше одного, ну, максимум двух правил ИААФ. Что такое ИААФ вы еще помните? Или никогда не знали про Международную федерацию легкой атлетики? Так что все мои рекорды сделаны либо на "пружинных шипах", либо на экспресс-допинге, либо на "толкающей дорожке". Но ведь эффекты суммируются, если все применять одновременно. Потом, есть средства, работающие вообще только один раз. К примеру, дислимитер Вайнека. Он, правда, рассчитан на стайеров, но и для нашего брата спринтера дает кое-что. Однако на психику эта мерзость влияет необратимо. Есть штуки еще страшнее. Состав нью-спид, например, от которого через двадцать часов мышцы теряют эластичность раз и навсегда. Его применяли нечасто. Первый раз по недомыслию, а потом уже по расчету: всегда ведь находились сволочи, которые за результат готовы были загубить человека, а результаты нью-спид давал, и результаты шикарные. Наконец, есть ряд мощных средств, влияние которых на организм вообще не изучено, их испытывали только на лошадях, и лошади, надо сказать, переносили по-разному… Да, есть еще анизотропный бег Овчарникова-Вайнека. Оказалось, впрочем, что я к нему не способен, но престарелый Джек Фаст — тот самый, помните? — так старательно обучал меня, что я при всей природной бездарности освоил так называемый финишный нырок. Его я тоже пока не применял — значит, и это у меня в запасе.

Брайт был просто огорошен таким обилием информации.

Это теперь, спустя три года, он знал назубок все допинги, все самые современные технические средства и мог даже спросонья назвать не задумываясь десять лучших спринтеров мира всех времен, а тогда у него голова пошла кругом и представилось вдруг, что этот парень без труда покроет стометровку секунд за пять. Так он рассказывал Волжину о своем впечатлении.

— И сколько вы хотите получить? — спросил Брайт.

— Девять миллиардов долларов.

— Сколько?! — Бывший генерал буквально открыл от удивления рот.

— Я прошу немного, — пояснил Джонсон. — Это лишь пятьдесят процентов от общей суммы. Другой бы запросил девяносто или все сто. Ведь ценности извлекаю я, вы мне только ассистируете. К тому же я ликвидирую опасность. А во сколько вам обходится охрана? А?

Похоже было, что Брайт пропустил все это мимо ушей. Девять миллиардов подействовали на него как ушат холодной воды. Тут-то он, видно, и решил, что Джонсон просто хвастун.

— Нет, — сказал Брайт, — на такие условия мы не согласны.

— А на другие условия не согласен я. — Боб поднялся. — Имейте в виду, Брайт, я проживу без вас, а вы без меня вряд ли. Вы не найдете другого спринтера. Другого спринтера просто нет. Ни в России, ни в Германии, ни в Китае. Я — последний спринтер уходящего мира.

Потом он ослепительно улыбнулся белозубым ртом, словно вдруг из темноты сверкнула лампа-вспышка, и добавил с восхитительной небрежностью:

— Salud, camarada! Нужен буду — звоните.

"Да, — подумал Волжин, — не очень-то серьезно отнесся Брайт к "последнему спринтеру уходящего мира". Но Джонсон, кажется, не из обидчивых. Джонсону нужны деньги. Интересно зачем? "Зачем вам, Киса, деньги?" — вспомнил Волжин Остапа Бендера. — Действительно, дурацкий вопрос. Ну ладно. Мы заплатим Джонсону — Джонсон спасет ценности. Или погибнет. Ясно одно: он не жулик. Самоубийца, маньяк, Герострат новый, но не жулик. А вот если под Тоннелем не окажется ценностей, или не окажется бомбы, или, наконец, ничего не окажется — как тогда расплачиваться?"