Ралли «Конская голова» - [162]

Самое интересное… — Тут он закашлялся, стал бледным как полотно и судорожно вцепился в ручки кресла. — Не бойся, — сказал он, — я справляюсь с такими приступами. Пока. — И с огромным трудом продолжал: — Так вот, самое интересное, что я и не собирался создавать подобный препарат. Хотел лишь изобрести новое средство против аритмии. Такой заказ дала мне одна фармацевтическая фирма.

Гуидо с напряженнейшим вниманием слушал рассказ Пьеро.

— Знаешь, это — страшный препарат, — задыхаясь, пробормотал Бевилаккуа, похожий сейчас на серую тряпку. — Он-то меня и сгубил, да-да, сгубил. Понимаешь ли, его надо принимать каждый день, по одному кубику утром. И ты становишься богом. Не замечаешь усталости, спокоен и радостен весь день и всю ночь, точно ты глотнул счастья. Но принимать препарат нужно непрерывно. Каждый день, каждый! Иначе возникает ужасное чувство дикой усталости, во много раз более сильной, чем прежде. Ломит кости, мускулы опадают и слабеют, кажется, что ты не одолеешь и пятилетнего малыша. Однако стоит тебе принять кубик, как усталость мгновенно исчезает, и ты снова обретаешь прежнюю силу, быстроту, проворность.

— Да, правда? — спросил Гуидо и с подозрением посмотрел на Пьеро.

Он не верил в сказки о философском камне, волшебном напитке. "Наверняка это обычный наркотик, производное кокаина; недаром же Пьеро сказал, что он содержится в препарате. Ну а индейцы Перу жуют коку днем и ночью, чтобы не чувствовать голода и усталости. Но мне-то нужно совсем другое…" — подумал Гуидо.

— Вот только я не знал, что больше одного цикла его принимать нельзя, — шептал Пьеро, откинувшись на спинку кресла.

— Цикл? Прости, что это значит?

Гуидо испытывал сейчас к другу юности даже некоторую неприязнь, чувство досады, словно тот хотел втянуть его в безрассудное, нелепое дело.

Но он почувствовал, что уже "вовлечен", умом и сердцем, оттого так и злится на Пьеро.

— Трехлетний цикл, — объяснял Пьеро, и казалось будто голос его доносится откуда-то издалека. Гуидо пришлось нагнуться к нему, чтобы слышать каждое слово. — После трех лет препарат тебе уже не поможет. Наоборот, он начинает тебя разрушать. Как это случилось со мной. И спасения нет.

— Так ты же можешь принимать большие дозы, начать новый цикл!

— Нет, не могу. Появляется такое ощущение, будто я умираю. Думаешь, я не пытался? — В глазах Пьеро был неподдельный ужас. — Страшнее кризиса, чем после цикла, и вообразить себе нельзя. Я должен покориться судьбе и прожить остаток дней в диких муках, превратившись в развалину. И я не знаю, когда эта пытка кончится, вот что ужаснее всего. Быть может, все кончится завтра или прямо сейчас. Я бы многое отдал, чтобы один из кризисов завершился положительно — моей смертью.

Было тяжело смотреть, как это жалкое подобие человека судорожно дергается в кресле. Гуидо закрыл глаза.

— Вовсе не исключено, что агония продлится двадцать, тридцать лет, — продолжал Пьеро. — Ведь мне всего тридцать девять, и что еще уготовило мне будущее — не знаю.

Он дышал тяжело, с хрипом, а Гуидо по-прежнему молчал. Наконец он стряхнул с себя оцепенение и впился взглядом в старческое лицо друга.

— Ну а что ты делал прежде? Когда принимал препарат и чувствовал себя прекрасно?

— Жил. Старался взять от жизни все. Ведь мне казалось, что все было доступно.

— По крайней мере ты можешь вспоминать о тех счастливых годах, — пробормотал Гуидо. — Может, это тебя как-то утешит. Но что ты сделал с препаратом? Осталось у тебя хоть несколько грамм?

— Сколько хочешь, стоит он сущие гроши. И производить его можно в огромных количествах. Но, учти, я никому его не продавал, — прошамкал Пьеро. — Давать давал, особенно женщинам. — Пьеро снова закашлялся и тяжко застонал. — Потом я и вправду подумал о том, чтобы его продать или же раздать бесплатно… Для чего? А для того, чтобы довести других людей до моего состояния. Быть может, мне удалось бы за короткий срок уничтожить целый город, превратить в идиотов все молодое поколение.

— Да это напоминает научно-фантастические романчики! — заметил Гуидо, снова ставший недоверчивым, агрессивным.

— Конечно, — пробормотал Пьеро. — Но это вовсе не так. Ведь мы не такие параноики, чтобы мечтать об уничтожении мира. Наша паранойя тяжелейшая, но она личная, частная. Вот те, кто не очень-то мучается такими проблемами, готовы сеять смерть и разрушение. Всякий, кто любит себя, хочет по крайней мере выжить — смерть другого не принесет ему никакой выгоды. Вероятно, поэтому я и не дал никому препарат.

— Ну а с полицией у тебя неприятностей не было?

— Нет, ПБ 7-71 не оставляет ни малейших следов. Даже в органических жидкостях. Ты словно воду пьешь.

Гуидо провел ужасную ночь, полную страха и соблазнов.

Он ворочался в постели, вздыхал, потом зажег ночник, стоящий на стуле, закурил, выпил немного виски.

Анна, затаив дыхание, лежала, натянув простыню. Когда Гуидо зажег свет и, как ей показалось, взглянул на нее, она притворилась спящей.

А Гуидо вспоминал о своих прошлых триумфах, приобретающих в его воображении гипертрофированные размеры, и робко думал о будущем: "Ярко сверкает трава стадиона, разноцветная и разноликая толпа вздымает плакаты, машет флажками, игроки не бегут, а летят в своих красочных майках. И оглушительный, сумасшедший вопль: "Гол!!" Матч в полном разгаре, его друзья устремляются в атаку, отходят в защиту, обводят игроков противника, легко, элегантно.