Ральф де Брикассар - [55]

Ужин был для них настоящим священнодействием. С ними почти всегда был слабый шум ветра, а необыкновенные краски озера, величественные или потусторонние из-за переменчивых облаков, представляли собой нечто, что нельзя описать простыми словами. И тени. Они группами гнездились в соснах, пока ветер не растрясет их и не прогонит на озеро. Тени папоротников и диких цветов лежали целыми днями на побережье. Они росли в лучах заходящего солнца, пока сумерки не поглощали их, скрывая под покрывалом ночи.

Кошки с их умными невинными мордочками играли в это время на веранде, подбирая лакомые кусочки, которые Ральф кидал им. А как все было вкусно! Вирджиния, наслаждаясь прелестями озера, никогда не забывала, что у мужчин главное — желудок. Ральф не уставал хвалить ее кулинарные способности.

— Ведь я, — признался он, — практически никогда не готовил для себя, обходился двумя или тремя дюжинами вареных вкрутую яиц и съедал их сразу несколько, когда проголодаюсь, ну и еще, когда есть, ломтик бекона и чашку чая.

Вирджиния вылила остатки чая вековой давности из старого заварочного чайника, когда приступила к хозяйству. У Ральфа даже не было посуды, только отдельные, не подходящие друг к другу предметы и старый, большой, растрескавшийся дорогой кувшин.

После того, когда ужин заканчивался, они сидели на веранде и часами разговаривали или просто молчали на всех языках мира. Ральф потягивал свою трубку, а Вирджиния праздно мечтала или с упоением смотрела вдаль, на отдаленные холмы за озером, где вершины елей вырисовывались на фоне заходящего солнца. Лунный свет начинал освещать Саурес. Темными тенями на фоне светлого западного неба начали мелькать летучие мыши. Маленький водопад, низвергавшийся с высокого берега неподалеку от хижины, по прихоти каких-то лесных богов становился похожим на прекрасную белую женщину, призывно машущую сквозь удивительную свежесть вечнозеленых деревьев. Линдер начинала дьявольски ухать на берегу. Как сладостно было сидеть здесь и ничего не делать в этой удивительной тишине, рядом с Ральфом, курящим свою трубку!

По озеру еще было разбросано много островов, но их соседство никого не тревожило. Группу островков далеко к западу они называли островами Удачи. На восходе они напоминали гряду изумрудов, а на закате — россыпь аметистов. Они были слишком маленькими, чтобы на них строить дома, но огни на самом большом острове освещали все озеро, и их свет достигал побережья, устремляясь в лесные тени и бросая большие красные полосы на воду. Отовсюду доносилась музыка — с лодок и с веранды дома миллионера на самом большом из островов.

— Ты бы хотела такой дом, мой Лунный Свет? — спросил однажды Ральф, указывая рукой на этот дом. Он привык называть Вирджинию «мой Лунный Свет», и женщине нравилось это.

— Нет, — сказала Вирджиния, когда-то мечтавшая о замке в горах, в десять раз превосходящем по размеру виллу самого богатого человека, но сейчас ей было даже жалко обитателей таких дворцов. — Нет, он слишком изысканный. Мне нужна только наша хижина, моя душа и тело принадлежат только ей. Я не завидую Гамильтону Госсарду, у которого «самая лучшая летняя резиденция в Америке». Она великолепна, но это — не мой Голубой Замок.

Внизу на самом дальнем краю озера каждую ночь они наблюдали за большим стремительным поездом. Вирджиния любила смотреть на его освещенные мелькавшие окна и размышлять, какие надежды и страхи он везет. Вирджинии нравилось, когда они с Ральфом ходили на танцы и на званые обеды в дома на островах, но ей не хотелось возвращаться к реальности. Однажды они ходили на маскарад в один из отелей на верхнем берегу озера, удивительно провели вечер, но ускользнули оттуда на лодке в свой Голубой Замок, пока не пришло время снимать маски.

— Все было прекрасно, но больше я не хочу туда, — сказала Вирджиния.

Много часов в день Ральф проводил в камере Синей Бороды, запершись там. Вирджиния никогда не видела ее изнутри. Судя по запаху, проникающему оттуда в это время, она решила, что Ральф, должно быть, проводит химические опыты или печатает деньги. Вирджиния считала, что при печатании денег непременно должен быть запах. Но это не волновало женщину. У нее не было никакого желания совать нос в запертую комнату так же как и в жизнь Ральфа. Прошлое и будущее мужа не интересовали Вирджинию. Только это сказочное настоящее. Все остальное не имело значения.

Однажды Ральф уехал и отсутствовал два дня и две ночи. Он спросил Вирджинию, не побоится ли она остаться одна: женщина ответила, что не побоится. Ральф никогда не говорил, где он бывал. Вирджиния не боялась находиться одна, но ей было необычайно одиноко. Сладчайшим показался ей рев мотора, когда муж возвращался. И вот уже машина сигналила на берегу. Вирджиния выбежала к скале, к которой они причаливали, чтобы приветствовать мужа, чтобы почувствовать его объятия: ведь они соскучились друг без друга.

34

— Как ты без меня, Лунный Свет? — шепотом спросил Ральф.

— Кажется, прошло сто лет, с тех пор, как ты уехал, — сказала Вирджиния.

— Не буду больше оставлять тебя одну.

— Ты должен, — запротестовала Вирджиния. — Если тебе это нужно. Я буду себя очень плохо чувствовать, если буду думать, что тебе нужно отлучиться, но ты не можешь этого сделать из-за меня. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя свободно.