Ральф де Брикассар - [37]

— Доктор Леннон, сиделка — это не единственное, что нужно Фанни, — сказала Вирджиния искренне. — Она не настолько больна. Ей нужно общение. С кем-нибудь, кого она знает и любит, чтобы этот человек просто жил с ней. Вы можете понять это, я уверена.

— Я понимаю, мотивы, которые вами двигают, похвальны. — Доктор Леннон почувствовал, что у него и в самом деле очень широкий ум, особенно если принять во внимание, что в глубине души он совсем не считал мотивы Вирджинии настолько похвальными. Он не имел ни малейшего представления, зачем Девушке все это надо, но был уверен, что мотивы ее поведения были очень далеки от похвальных. Когда Леннон не мог чего-то понять, он просто осуждал это. Сама простота! — Но ваша первая обязанность — перед матерью. Вы нужны ей. Она умоляет вас вернуться домой, она простит все, если только вы вернетесь домой.

— Милый пустячок, — задумчиво произнес Саймон, насыпая на ладонь немного табака.

Доктор Леннон проигнорировал его замечание.

— Она умоляет, а я, мисс Джексон, — доктор Леннон вспомнил, что он был послом Иеговы, — я требую. Как ваш пастор и духовный наставник я приказываю вам пойти со мной домой, прямо сейчас. Возьмите пальто и шляпу и пройдите со мной.

Доктор Леннон потряс перед Вирджинией пальцем. Перед этим согнутым пальцем Вирджиния почувствовала себя совершенно беззащитной и начала сдаваться.

«Она уйдет, — подумал Старый Саймон. — Она уйдет с ним. Ах, сукин сын, сила этого парня-проповедника на женщин не так слаба».

Вирджиния была готова подчиниться доктору Леннону. Она должна пойти с ним, отказаться от всего. Ей предстоит снова стать Вурж Джексон и оставшиеся несколько дней или недель вести прежний образ жизни покорного, безропотного создания. Такова ее судьба, определенная этим могущественным, закостенелым пальцем. Ей не избежать этой судьбы, так же, как Старому Саймону предопределен его удел. Вирджиния смотрела на скрюченный палец пастора, как зачарованная пташка смотрит в глаза змеи. И вдруг…!

«Страх — это первородный грех, — неожиданно заговорил тихий, слабый внутренний голос в самой-самой глубине подсознания девушки. В основе всего дьявольского в мире лежит страх перед чем-нибудь».

Вирджиния встала. Над ней все еще довлел страх, но душа снова принадлежала ей самой. Она не могла предать внутренний голос.

— Доктор Леннон, — медленно сказала девушка. — В настоящее время у меня нет каких-либо обязательств перед матерью. Она хорошо живет, у нее есть общество и помощь, которые ей нужны. Я совсем не нужна ей. Во мне нуждаются здесь. Я намерена остаться.

— Вот молодец! — восхищенно сказал Старый Саймон.

Доктор Леннон опустил свой палец.

— Мисс Джексон, неужели не осталось ничего святого, что могло бы повлиять на вас? Вы помните дни своего детства.

— Прекрасно помню и ненавижу их.

— Неужели вы не понимаете, что будут говорить люди? И что они уже говорят?

— Могу представить, — сказала Вирджиния, передернув плечами. Неожиданно она совсем освободилась от страха. — Я не прислушивалась к сплетням чайных партий Хайворта и кружков кройки и шитья все двадцать лет. И, доктор Леннон, мне совершенно безразлично, что они скажут сейчас.

Так ни с чем ушел и доктор Леннон. Девчонка, которая не заботится об общественном мнении! На которую священные семейные узы не оказывают никакого сдерживающего воздействия! Которая ненавидела память о своем детстве!

Затем пришла кузина Джорджина, по своей собственной инициативе, потому что никто бы и не подумал посылать ее ввиду бесполезности этого дела. Она застала Вирджинию в одиночестве за прополкой маленького огородика, который девушка возделывала. Кузина Джорджина долго изливалась в извинениях, считая, что это принесет больше пользы делу. Вирджиния терпеливо слушала родственницу. Кузина Джорджина не была противной, мерзкой старухой, и Вирджиния спросила ее:

— Ты многому научилась в своей жизни, кузина Джорджи, не могла бы ты сказать, как приготовить суфле из трески, чтобы оно не было таким густым, как каша, и таким соленым, как Мертвое море?

— Нам остается только ждать, — сказал дядя Роберт. — В конце концов, Фанни Грин не продержится долго. Доктор Винер сказал, что она может умереть со дня на день.

Миссис Джексон плакала. Ей было бы намного легче, если бы Вирджиния вообще умерла. Она могла бы нормально оплакивать ее.

22

Когда Саймон Грин заплатил Вирджинии ее первую месячную зарплату — он делал это очень тщательно, расправляя каждую купюру, пахнувшую табаком и виски, — Вирджиния отправилась в Хайворт и истратила ее до последнего цента. Она купила уцененное красивое зеленое платье из крепа с поясом из малинового бисера, пару шелковых чулок, гармонировавших с платьем, и маленькую кокетливую зеленую шляпу с розой. Она даже купила совершенно глупую коротенькую, всю в шелковых ленточках и кружевах ночную рубашку.

Вирджиния дважды заходила в дом на Элм-стрит, — она никогда не вспоминала о нем как о своем доме — но ни разу никого не застала там. Очевидно, мать как всегда, сидела в своей комнате, раскладывала пасьянс и болтала. Вирджиния знала, что миссис Джексон болтает без умолку и никогда не проигрывает в карты. Знакомые, которых Вирджиния встретила в городе, смотрели на девушку очень сурово, холодно кланялись и отворачивались. Никто из них не остановился, чтобы поговорить с ней.